– Если ты о Рите…

– Да, о ней. Мы немного похожи, правда?

– Ни капли.

Слишком просто самопровозглашенный демиург поднимал болезненные темы. Была в этом какая-то противная мне механистичность: словно добраться до мыслей, до всей человеческой сути можно раскроив голову и полюбовавшись на уродливые переплетения сосудов и нервов. Щупальца прозорливости сгустка орудовали у меня в душе, вызывая тошноту и желание ускользнуть из поля зрения Ми-и-ё-ё.

В молчании Ми-и-ё-ё не было ничего неловко-сбивчивого, вряд ли в нем зрело осознание вины за неуместную беседу. Существо словно находилось в режиме гибернации. Глаза Ми-и-ё-ё были пустыми и мутными, навевающими мысли о безразличии, онемении и смерти. Было похоже, что она налаживает связь со струнами, чтобы сильнее в меня вгрызться.

И тут я не выдержал: внутри как будто натянули тетиву лука. Упругое движение в душе – и я бросился навстречу существу, оставаясь на месте, выбросил навстречу Ми-и-ё-ё немного жадного любопытства. Она вскинула глаза, в которых теперь что-то жило и плясало. Ярко-зеленая радужка и туманность-бабочка золотистого пигмента, словно нарисованная поверх изумрудного. Ми-и-ё-ё выглядела растерянной, как будто разряд недоумения мог встряхнуть и перемешать конструкты. Когда я привыкну к этим перевоплощениям?

Когда пойму, где мое воображение, а где фокусы существа?

– Я еще не готов.

В глазах Ми-и-ё-ё блеснуло… торжество?

***

«Мыслю – следовательно существую», – вот же сомнительный вывод. По крайней мере, если пытаться сделать его здесь. Лежа в кровати, я пытался представить, где я, а где это место. Где я, а где навязанные конструкты Ми-и-ё-ё. Может быть, я уже мертв, и только часть сознания, застрявшая в паутине вечности, проигрывает этот бессмысленный фильм?

Здесь отпала необходимость раздеваться, лезть под одеяло, стирать одежду, чистить зубы. Я был сытым, чистым и на удивление пустым.

Смогу ли я растормошить… хоть что-то?

Я закрыл глаза и стал вспоминать моменты нашей последней с Ритой близости.

Несколько мгновений тело холодил ласковый шелк ее ночнушки. Я лежал на кровати и читал, а Рита прижалась ко мне щекой и щелкнула по носу, спугнув серьезность. Я посмотрел на нее.

Сейчас, когда жена смыла макияж, легко проступают веснушки. Без штукатурки с подводкой она кажется более хрупкой и нежной. Я целую Риту и жадно сжимаю руку на талии под струящимся шелком. Она что-то шепчет и задевает ногой книжку. Та летит на пол. Я встаю с кровати, поднимаю книжку, кладу ее на туалетный столик, а Рита за это время успевает залезть под одеяло. Оказавшись там же, я прижимаю жену к себе. И тут… прохлада шелка смешивается с прохладой тела. Охватывает гулкое ощущение – Рита хрустнула в моих руках, переломилась, как сухой багет. Мне хочется отстраниться, но страх скручивает по рукам и ногам. Голова Риты безвольно опускается мне на грудь, и легко в нее толкается. Хочется оставить Риту, откинуть одеяло… Холодное, надтреснутое, мертвое… Навязчивая идея.