– Из меня получился чахлый человечек, – кажется, Ми-и-ё-ё кашлянула, – но дома грез – родная стихия. Поэтому бросай пожар.

Конструкты Ми-и-ё-ё не блистали понятностью. Неведомые зверушки, реки, террасы, фракталы – я тонул в хаосе, пытаясь ухватиться за образы и смыслы.

– Да и черт с тобой, – я выплюнул пару семечек этого кислого яблока вместе со знатным куском, – все равно ни черта не понятно.

Несколько мгновений мы стояли друг против друга и наблюдали, как проваливаются в никуда очаги пламени, словно кто-то невидимый душит их невидимым же одеялом.

– Я ничего не могу противопоставить твоей ярости, – с ненавистным мне видом, с деланно-высокомерным видом телевизионного диктора сказала Ми-и-ё-ё, – я не настолько человек, чтобы она во мне разгорелась.

– А х ты ж… – процедил я сквозь зубы, – лицемерная тварь, вот ты кто. Ты же создала ярость, чтоб тебя… Ты же создала весь этот цирк, ты же забрала у меня все.

Я сделал шаг навстречу Ми-и-ё-ё. Она не сделала ни шагу назад. Я вдруг вспомнил Риту. После моей пощечины ее щека была алой. Душа Риты вздрогнула от пяток до ушей – каждый гребаный миллиметр тела жены был потрясен, обижен. А теперь Ми-и-ё-ё… безразличная, тошнотворно безразличная. И чем-то неумолимо похожая на Риту. Человеческое в ней от напряжения и необходимости обороняться ожило и разрумянилось. Я дернулся к Ми-и-ё-ё и сжал руки на ее шее. Она отпрянула, но не высвободилась.

Я тут же убрал руки с шеи Ми-и-ё-ё, обжегшись своей жестокостью, и схватил ее за плечи. Уставшие и разгоряченные, мы вместе повалились на обугленный пол. Ми-и-ё-ё обожглась и сдавленно ойкнула – он еще не остыл.

– Что, нравится быть человеком? – я прижал ее плечи к полу. – А умирать нравится? Понравится тебе ловить последнюю порцию воздуха в агонии? Терять близких – одного за другим? Зависеть от других?

– А т-ты, кхе, не завись, – выкашляла Ми-и-ё-ё, – вы, люди, предоставлены сами себе. Свобода воли…

– А выбор? Где выбор? – я приблизился к Ми-и-ё-ё, различив на бледном лице еле заметные веснушки.

Веснушки, черт бы их побрал…

– Что будет, если я тебя убью?

– Я попаду в лабораторию и продолжу преспокойно делать свои делишки, а вот ты… Ты останешься здесь один, пока не достигнешь достаточного мастерства в управлении струнами, чтобы вырваться из дома грез.

– Вырваться куда?

– Там тебя ничего не ждет.

Я чуть ослабил хватку.

– Выходит, у меня нет выбора. А у тебя есть. Разве это честно?

– Я уже говорила, что вытащила тебя случайно. Потом, мне кажется, ты сам напросился… Тебе же было так плохо среди жалких людишек, что не понимают чердачной обособленности…