— Я обдумаю это, — сухо сказал он рыцарю, чтобы тот не возгордился своим знанием. — Еще что-нибудь?
— Нет, Ваше Величество.
Милорадович явно был уязвлен реакцией Игоря. Но тому было не до обид графа.
— Прошу прощения, мне надо в Совет. Жаль, не увижу центурии. Передай им мой пламенный привет. Скорее всего, смогу приехать завтра, тогда и поговорю со всеми. Завалишин пусть порядок наводит, шмон будет жуткий.
Милорадович переборол себя. Легкая обида отошла, на ее место наступила тревога за Игоря. Сумеет ли мальчишка переиграть опытного волка Архиепископа. Дай Бог сил и разума Митрополиту Ладожскому.
Он обменялся с Игорем крепким рукопожатием, и долго смотрел вслед парню, даже когда его не стало видно.
Глава 2
Глава 2
Горячий жеребец ждал его на крыльце, удерживаемый Иваренковым.
— Прошу прощения, Ваше Величество, смирного достать не удалось. Вот такой попрыгунчик.
Жеребец словно почувствовал, что его характеризуют не самым лучшим образом, попытался встать на дыбы.
— Ах ты, кентавр чертов! — Иваренков ударил его рукой по боку.
— Ничего.
Игорь кошкой взмыл в седло. Жеребец попытался снова встать на дыбы, но Игорь сжал его бока коленями и конь, потанцевав, смирился от боли.
Горячий норов заставил жеребца почти весь путь скакать на галопе. Только свист стоял. Зато Игорь быстро прискакал в Замок.
Бросив поводья конюхам, чтобы те походили во внутреннем дворе с жеребцом, остудили после скачки, он поспешил в покои. Совет по-прежнему заседал. Магистры и Митрополиты не могли найти выхода, погрязнув в спорах. Игорь подумал, хорошо бы ему ворваться в Совет и, пользуясь правами диктатора, решить все в полчаса. Эх, вот бы было здорово!
Игорь вздохнул. Пора детских выходок ушла в прошлое. Совет Магистров это едва ли не единственное место, где он не является абсолютным властителем.
В душе было пасмурно, и он не знал, куда и зачем идти и повернул в покои матери.
Марина оказалась в своих покоях, напоминая больше загнанную в клетку тигрицу, чем опечаленную горем вдову. Желание устроить судьбу Игоря заставляло ее действовать, отодвигая на второй план печаль.
— Сын мой, — всплеснула она руками, — как мне хочется тебя выпороть!