Запах ничего.

Вошедший оправил на себе тот самый голубой костюм с искрой – по сути, легкий бронежилет из мета-ткани – поздоровался кивком. Закрыл восьмиугольный люк и затянул кремальеру. Яркий офисно-белый свет остался снаружи, там же остались прохлада и запах пустоты.

– В отличие от горе-подрядчиков, мы с вами честно рассчитываемся, – мягко попенял вошедший. – Как в части наград-почестей, так и в части строчки послужного списка. Кстати, – вошедший облокотился на узкий длинный столик вдоль стены, – как вам удалось настолько мощное и долгоживущее внушение? Никакой шантаж не позволяет контролировать настолько свободно действующего исполнителя.

Петр Васильевич вздохнул:

– Шантаж, гипноз, медикаментоз… Колхоз! Не нужно ему ничего внушать. Совсем! Достаточно любое событие подавать с желаемой стороны. Например, что Высоцкий не только поэт века, но и запутавшийся в трех бабах наркоман – а ведь правда же, разве нет? Или что тимуровцы у Гайдара всего лишь бесплатная прислуга для семей красных командиров…

– Нет, подожди, – хмыкнул и громко поскреб лицо круглоголовый. – Этак ты любую помощь, любое товарищество сведешь к торгашеству. Любовь к похоти, дружбу к попыткам втереться и выслужиться, гордость к понтам, честь к глупости, верность к идиотизму, вежливость к лоховатости…

Петр Васильевич неприятно улыбнулся:

– Мы что, готовим Деда Мороза на утренник?

Круглоголовый, узколицый и синий костюм переглянулись, заметно покривив губы. Петр Васильевич понимающе хмыкнул, но договорил:

– И при том постоянно упоминать, что решать ему. Что мы только советуем. А выбор за ним, и выбор это абсолютно свободный. И там уже дело времени: если человека тысячу раз назвать свиньей – захрюкает. Рано или поздно ведомый сам, лично, сформирует необходимое представление о мире. Поскольку это его родное, выстраданное, созревшее убеждение, постольку он и пойдет на любые выгодные для нас действия, в полной уверенности, что поступает исключительно по зову собственной души и совести.

– Кстати, о совести, – синий костюм в красных огоньках работающей аппаратуры отбрасывал искры тоже багровые. – Верно ли мне помнится, что исполнитель оказался… Небезразличен кое-кому из вашей семьи?

– С глаз долой – из сердца вон. Первая любовь практически всегда пристрелочная. Наигрались – разошлись.

– А честно?

– А честно, если бы он выбрал Снежану, я бы нашел, кого зарядить на замену. Но его выбор – карьера.

– Завидуете, а?

– Немного. Кто-то мечтал стать Гагариным или Королевым – а кто-то Берией или Серовым.

– Честный ответ. Я тоже не стану вилять. Вы прекрасно справились, но мой первый не поймет, если главный приказ отдаст не он. В утешение могу сказать: не беспокойтесь, ваши заслуги никоим образом не забыты. Вот платежи.