Наши ожидания оправдались с лихвой – в ящиках, тщательно упакованных с сухими пальмовыми листьями, плывёт величайная великая тайна всех времён – и желающие присвоить её уже сыскались. Можно, кончено, надеяться, что мы избавились от преследователей, и больше нам ничто не угрожает – но, сдаётся мне, впадать в такое прекраснодушие неразумно…»

* * *

Из записок поручика Садыкова, адресованных его школьному товарищу, мещанину города Кунгура Картольеву Елистрату Бонифатьевичу.

«Привет, дружище Картошкин! Вот и взялся я снова за письмо. Пожалуй, вернее называть нашу одностороннюю переписку дневником – столько неотправленных посланий скопилось в заветном кармашке моего заплечного мешка. А потому, и писать я буду на манер дневника, начиная текст когда вздумается и обрывая на полуслове.

Признаться, в некий момент я потерял надежду на то, что когда либо продолжу сей труд – настолько ужасны оказались обстоятельства нашего пленения. Но вот удача вернула нам свою благосклонность – ты уж извини, дружище, мне непросто выдерживать милый нам обоим шутливый тон, принятый в нашей переписке. Сколько она уже продолжается? Три, года, четыре? Этой осенью будет пять – с тех пор как я, выпустившись из военно-топографического училища предпочёл штабным зефирам ветры дальних странствий. И ни разу о сём не пожалел; переписка составила с тех пор не менее полутысячи страниц убористого текста.

Все эти годы мы, продолжая традиции нашего славного университетского кружка, избегали в этих эпистолах серьёзного тона, почитая патетику за первый признак дурновкусия. Прошу, будь снисходителен ко мне, братец – события последних недель отвратили меня от шутливости, а потому – надеюсь, ты извинишь избыточную серьёзность моих посланий.

Итак, плавание к западу по Конго продолжается; покинув пепелище Центральной станции, мы будто вернулись к первым дням мироздания, когда на земле буйствовала растительность, а властелинами мира были огромные деревья. Так обстояло дело здесь века, десятки, сотни веков назад – пустынная гладь реки, великое молчание, непроницаемый полог леса… Густой, тёплый воздух, навевающий сонную одурь; полосы воду, уходящие в затенённые протоки; серебристая рябь у песчаных отмелей, на которых бок о бок греются крокодилы и гиппопотамы. Расширяясь к западу, река покрывается множеством островов; порой целый день мы, как слепые щенята, тычемся в мели, тщась найти проход. О полном ходе, который можно выжать из древнего паровика и не вспоминаем – идём с промерами шестом, часто останавливаясь, а то и возвращаясь назад.