— В чём дело, сладенькая? Тебе нехорошо?

Я замерла, когда тропинка почти закончилась. Когда оглушающий шёпот, вытягивающий последние силы, почти стих. Бездумно повторила:

— Нехорошо…

Чёрная блестящая поверхность, едва заметно подрагивающая, как гладь омута, скопировала озадаченную рыжую девушку. Я всматривалась, пытаясь разглядеть что-то сквозь отражение. Что-то… Кого-то… Манящая темнота, таинственная, страшная. Нельзя коснуться, чтобы не растревожить, не разбудить с той стороны нечто. Кажется, оно вглядывается в тебя твоими же глазами. Зовёт, кричит, умоляет… Но не слышно ни звука, ни вздоха, ни отблеска, способного доказать, что это не пустой первобытный ужас заставляет прилипнуть к месту, а что-то настоящее.

К отражению в поверхности Завесы добавилось второе: высокого сильного демона. Он тяжело опустил руку мне на плечо. Скользнул по рукаву кожаной куртки, перетёк на талию и потянул на себя. Точно демонстрировал кому-то, что я никуда не денусь.

Тёмный погрузил пальцы второй руки мне в волосы, потянул ровно настолько сильно, чтобы я не поняла угрозы и не вздумала паниковать, заставил вглядеться в наше общее отражение.

— Подземье пробует тебя на вкус, — он жарко провёл кончиком языка вдоль позвонков, а я и дёрнуться не смогла. Кажется, не держи меня демон, так бы и рухнула и уснула прямо здесь. Но он держал: сильно, крепко. Не отпустит, не выпустит. Двигал мною, как безвольной куклой, играл, хвастаясь перед невидимым зрителем с той стороны Завесы. Пятерня поднялась с талии на грудь, стиснула до боли, впиваясь ногтями. — И ему нравится, — понизил голос он.

Уткнулся в мою шею, скользнул ниже, заставляя куртку Рока свалиться. Что может сделать безвольная кукла? Только заворожённо пялиться на отражение женщины и демона, прекрасно понимающего, что она бессильна.

Тяжёлая куртка упала, и стало невероятно, до пустоты легко. Воспоминания вместе с ней рухнули к ногам, освободили измученную голову. Только что было тяжело и страшно. Почему? Из-за чего?

Мужчина ласкал, сжимал бёдра, целовал в шею, оставляя алые следы. Наверное, он имеет на это право…

А отражение смотрело зло и беспомощно. Словно чужими глазами, горящими фиолетовым, как листья дерева мёртвых, пламенем.

Рок!

Фиолетовое пламя разрослось, плеснуло через край. Холодный, спокойный свет родился глубоко внутри, побежал по жилам, проглядывая сквозь кожу. Серебристый, прохладный, как глоток из ледяного источника знойным днём. Он осветил память, отогнал разморивший меня жар и снова спрятался, затаился, испугавшись собственной вспышки.