— Ну, конечно!
— А зачем я должна знать твой язык? Ведь ты можешь сам говорить со мной?
— Когда один, кара миа. Только когда один. Или дома, или если мы уединимся за столиком в кафе, в лодке. В обществе — это будет неприлично. А я хочу бывать с тобой в обществе. Хочу показать всем, что ты способна говорить. Что ты — феномен, идеал.
— А когда я смогу гулять в саду, а не в кусочке сада? И все эти запертые комнаты? — она вздрогнула, вспомнив про Синюю Бороду.
Он усмехнулся.
— Выучишь язык — и весь дом будет открыт для тебя. Я помогу тебе выучить его, кара миа.
— Тогда, может… э-э… Может быть… Заключим договор? Я старательно учу язык, а ты… э-э… В общем, ты больше не будешь меня бить? Я стану тебе идеальной спутницей, как тут у вас и положено.
Она жалобно посмотрела на Василевса. В животе у неё зачесалось и заёкало.
Он покачал головой.
— Но почему? — взвилась она. — Ты мне не веришь?
— Нет, кара миа, не верю. Женщины — ленивы и неспособны ухаживать за собой. Чешуя их тускнеет, характер портится! А у меня — большие политические планы. Я мечтаю попасть на правительственный приём со своими открытиями. Я — учёный. У меня — огромное будущее. Если ты подведёшь меня…
Он нахмурился, привстал и направил лодку к плавучим лавочкам с сувенирами.
— Апартэ!
Она знала уже, что это — «идём».
Они шагнули из лодки в лодку. Там… Там продавали плётки. Всех мастей и размеров!
Алевтина просто одеревенела. Колени у неё подогнулись. Она-то уже почти привыкла к нему, а он… Он!
Да как он может! Гад! Сволочь! А она уже думала, что он!.. Что они!..
Василевс не замечал её состояния. Он долго перебирал плётки, потом поманил её и предложил выбрать из трёх.
Алевтина зарыдала, и он быстро приобрёл все три, расплатившись стеклянными шариками из коробочки. Теми, что помогли ему сегодня открыть дверь.