— Ты готов оказаться в аду, полковник? — Улыбка колдуна не предвещала ничего хорошего.

— Всегда готов, Иван Олегович. — Литвиненко напрягся.

Полковник в жизни видел и испытал много, прошел одну большую войну и массу военных конфликтов помельче, много тренировался, но того, что с ним сейчас делал этот Кузьмин, не испытывал ни разу в жизни: все нарастающая боль ощущалась каждой клеточкой мозга, а сознание все плыло и плыло в сторону черной бездны заветного беспамятства…

— Слабоват ты, полковник…

Слабоват? Этот Голос сейчас говорил о нем? Слабоват???

Литвиненко гигантским усилием воли заставил себя перестать обращать внимание на боль и попытался собрать разрозненные остатки сознания в единое целое.

— Молодец…

И новый взрыв в голове, от которого мозг будто разлетелся мелкими стеклянными осколками…

И черная бездна накрыла полковника…

* * *

Я впервые наблюдал со стороны то, что не раз делал со мной Иван. Зрелище, надо отметить, было не очень эстетичное: Литвиненко стоял со сжатыми кулаками, бледный и в такой напряженной позе, что, казалось, он готов был броситься на Ивана, который продолжал улыбаться. Моя чуйка добавляла картине красок: от Кузьмина исходила вполне ощутимая волна ментального давления, которая постепенно увеличивала свою мощность. Та же чуйка сообщила мне и о внимании Алексии к происходящему: девушка не только смотрела глазами, но и тянулась к Кузьмину с Литвиненко. Эти попытки Алексии казались мне очень слабыми, но лично я был за нее рад! Происходящее на полянке заинтересовало и двух колдунов охраны — они обозначили свое внимание гораздо более отчетливо, чем Алексия, за что и поплатились: Иван, не отвлекаясь от Николая Николаевича, буквально щелкнул их по носу! Как у него получилось в таком немыслимом темпе настроиться на них и обозначить удар, я так и не понял, но ответная волна недовольства и обиды от колдунов пришла с довольно значительной задержкой.

— Слабоват ты, полковник… — покивал головой Кузьмин.

А я заметил, как Литвиненко сжал кулаки еще сильнее.

— Молодец… — и резкое увеличение плотности воздействия.

Когда Литвиненко с лицом без единой кровинки затих на земле, заверещавшая чуйка предупредила об опасности, и меня выбросило в темп. Накинутый колокол помог лишь на несколько мгновений, и вновь спасительное безмыслие обернулось беспамятством.

Очнувшись и дождавшись, пока хоть немного утихнет звон в голове, открыл глаза, заметив сидящего рядом уже не такого бледного Литвиненко. Иван же в это время спокойно что-то обсуждал со своей дочкой.

— Ну что, царевич, пришел в себя? — хмыкнул Кузьмин. — Бери Алексию и идите в дом, а я тут пока с полковником общаться закончу.