Светлый фон

- И вот тогда она рассказала действительно всё.

- До последнего. Она, я думаю, не стала бы выгораживать себя, но воздействие сахара и надуманная опасность для детей отрезвили её. Она выдала все известные ей имена. По адресам сразу выехали. Так было со всеми арестованными женщинами. Иван Михайлович, мы с наскоку накрыли, наверное, самую крупную сеть гитлеровских шпионов и вредителей с начала войны. А всё благодаря бдительному американскому матросу, который внимательно сверял накладные, и буфетчице со сладкими пончиками!

Они снова рассмеялись. Несмотря на раннее утро, работа кипела. Пока старший следователь докладывал, из коридора то и дело слышались смешки - некоторые сотрудники, проходя, слышали их разговор.

- Что с женщинами? О них позаботились?

- Конечно. Им выделили удобные комнаты, Мария Макаровна подобрала для них новую одежду, не тюремное тряпьё, а качественные гражданские костюмы. Им также сообщили, что детей на время разместят в нашем ведомственном доме отдыха. И, разумеется, все разговоры будут записаны, - следователь ехидно ухмыльнулся, - Так что они уже превращаются в наших осведомителей. Они догадываются, что верная служба ЧК может убрать особую отметку с их дел.

И, разумеется, все разговоры будут записаны

Напалков, сохраняя неизменное выражение лица, мысленно заметил: на делах, попавших в ведение ЧК, особые отметки ставятся навечно. Мы никогда ничего не забываем.

на делах, попавших в ведение ЧК, особые отметки ставятся навечно. Мы никогда ничего не забываем

Направляясь в свой кабинет и тая надежду, что Мария Макаровна приберегла для него пончик для него, он увидел знакомую фигуру. Хороший чекист не забывает лица.

- Здравствуй, Сергей Сергеевич. Чего тебя такую рань к нам направили?

Старший сержант Пархоменко поздоровался в ответ.

- Товарищ Напалков, я привёл нескольких сотрудников, чтобы помочь с задержаниями.

- Очень вовремя. Я помню, как вы сработали при взятии Хабарова. Хорошо служба поставлена. Из него мы уже всё вытащили. Если хочешь, загляни в камеру и попинай его.

- Спасибо, Иван Михайлович!

Пархоменко широко улыбнулся вслед Напалкову.

Какой душевный человек! Зря я к нему настороженно относился.

Какой душевный человек! Зря я к нему настороженно относился.

Он помотал в воздухе правой ногой, разминаясь, и пошёл к лестнице в подвал.