Дима, Кристоф, Матэо и Жак окружили юношу, жадно внимая каждой его фразе и мысленно содрогаясь от услышанного. Они не знали, что их ждет за пределами этого коридора, и даже слова о том, что вся вражеская группа уничтожена, не сильно успокаивали их. Все четверо прекрасно помнили, как выглядят города, в которых была произведена зачистка. И теперь такой же облик приобрел подземный Петербург.

Кристоф с облегчением уловил фразу Ханса, что «ликвидаторы» не атаковали Адмиралтейскую, однако его секундная радость немедленно испарилась, когда он перевел взгляд на лицо Дмитрия. Лесков был бледен, как полотно, и, наверное, впервые Шульц отчетливо различил в его глазах ужас. Привычная маска превосходства, которую этот русский обожал нацеплять при каждом удобном случае, наконец раскрошилась, обнажая его истинные эмоции. В этот момент он показался Кристофу настолько уязвимым, что немец невольно ужаснулся тому, насколько молодому и неопытному человеку русские доверили свою судьбу.

Но мысли Лескова были заняты не судьбами людей, не «ликвидаторами» и даже не телепортом. Его мир сузился до нескольких имен, которые являлись для него самыми важными. В какой-то момент Дмитрий не выдержал и, прервав Ханса, попросил его разыскать местонахождение Эрики Воронцовой. Хотя вряд ли это можно было назвать просьбой. В то мгновение глаза Барона окрасились медным, и «энергетик», подавшись его воле, равнодушно произнес то, что любой нормальный человек не посмел бы заявить подобным тоном.

— Она мертва, — сухо произнес Ханс, глядя Лескову прямо в глаза. — В лабораторном секторе произошел взрыв, и ее завалило. Она погибла одной из первых.

Ханс говорил тихо, но эти слова стали для Дмитрия сродни раскату грома. Лесков невольно отшатнулся, и в его глазах отчетливо отразилось недоверие. Как в то страшное утро, когда Иван сообщил ему о гибели Олега, а он, Дима, с мольбой ждал, когда друг наконец признается, что разыграл его. Слова Ханса казались какой-то жестокой насмешкой. Эрика попросту не могла погибнуть — она не была солдатом, защищавшим станцию, не была какой-то важной правительственной фигурой. Всего лишь хрупкая девушка, которую Дима любил и которую поклялся оберегать.

Но Ханс не мог ошибаться. Этот «энергетик» считывал информацию лучше самого Вайнштейна, и недоверие в сердце Лескова быстро сменилось оглушительной пустотой. Из него словно вырвали частицу чего-то светлого, что прежде заставляло его подниматься с постели и бороться дальше. В груди не осталось ничего, кроме зияющей бездной дыры. Его город пал, забрав с собой последнюю надежду на победу и самого близкого человека, без которого эта самая победа больше не имела значения.