В неблагородных сословиях им было проще. Наложница могла исполнять обязанности служанки, воспитывать хозяйских детей, как-то устроить свою судьбу. Но бедняжки, попавшие в аристократические кварталы, оказывались обречены на одиночество и презрение. Мужчины относились к ним как к игрушкам. Их жены, сестры и дочери смотрели на них свысока. Они не имели никаких прав за пределами своих комнат и проводили долгие годы в надежде или в страхе, что их посетит хозяин.

Впрочем, в Матакрусе насчитывалось не больше нескольких десятков человек, имеющих наложниц, да и у тех жили одна, две, максимум три женщины. Традиция касалась в первую очередь царского двора. У Джаваля Хиссана, по слухам, было то ли пятьдесят, то ли все сто законных любовниц, поэтому Евгения удивилась, услышав, что новый царь оставил себе лишь десятерых. Среди них были и местные жительницы, и женщины из Галафрии и Шедиза. Служители гарема относились к ним уважительно, поскольку каждая могла лично пожаловаться царю на плохое обращение. А он изредка проводил с ними время, но забывал о них, выйдя за порог. Он даже не помнил, как их зовут, и уж подавно ему не приходило в голову вывести кого-то из этих красавиц в общество. Свет никогда не видел наложниц своего царя. Вот почему появление Евгении возмутило законных хозяек Шурнапала. Они не хотели вспоминать о том, что еще недавно она была неизмеримо выше их, и видели в ней выскочку, которой мало спальни Алекоса.

Она тоже не забывала свое место. И если мнение других людей ее мало беспокоило, то в глазах Алекоса Евгения предпочитала оставаться всего лишь спутницей его ночей. Она никогда ни о чем его не просила, не капризничала, не обижалась. Выполняла его распоряжения, являясь туда, где он хотел ее видеть, и будто не замечала, что каждый раз невольно оказывается в центре внимания. Она вела себя скромно, не беседовала с его людьми, если они сами к ней не обращались, и не утомляла приказами его слуг. Царь не знал об этом, но Бахтир мог бы рассказать ему, что за место при госпоже слуги дрались чуть ли не с кулаками. Алекос щедро платил ее людям, и потом, госпожа Евгения все же олуди, а ее доброта и внимательность и не снились другим дамам. Все сразу узнали, что она вылечила начальницу гарема и назвала двум женщинам пол их еще не рожденных детей. Сила и красота олуди перешли, казалось, и на ее служанок. Не прошло и трех месяцев, как все они нашли достойных женихов, и скоро их место при Евгении заняли аристократки. Знай об этом Алекос, он бы от души посмеялся. Но великий царь не интересовался такими мелочами. Собственно, и для Евгении у него было не так уж много времени. Даже если он никуда не уезжал из Шурналапала, его дни и ночи были заняты встречами и работой в лаборатории. Тем не менее он заметил, что разговор с Евгенией бывает подчас полезней, чем со сподвижниками, прошедшими с ним полмира. В чем-то она понимала его лучше. Нередко после длительных любовных баталий они до самого утра беседовали: он расспрашивал о мире, из которого она пришла, а она, как могла, описывала технику, оружие, транспорт двадцать первого века. Только сейчас она поняла, как мало из этого сохранилось в ее памяти. Евгении казалось, она все помнит, но ей постоянно не хватало слов, чтобы восстановить свои воспоминания, а те, что к ней вернулись, оказывались сглаженными, отлакированными временем и имели мало общего с действительностью.