Я перевела взгляд на его профиль, не улавливая сути:

— Зачем ей ждать? У нее новый сосуд — сегодня появился у Тейна. Женщину ведь уже наверняка доставили к Богине!

— Остатки ее тела, ты хотела сказать? Нет сосудов: кроме тебя и Андрея никто не переправился живым.

Я от растерянности залепетала:

— Но грабеж… и женщина… Ее якобы увели к Богине, даже глазом не позволили моргнуть!

Ноттен застыл на пару секунд и вдруг искренне рассмеялся:

— Он так тебе сообщил? Вот пройдоха! Но я врать не умею. А Ринс врать не любит — для него правда как демонстрация силы, ко лжи он прибегает в крайних случаях. Как жаль, что я с тобой встретился и выложил все карты. А это было ловко — позволить тебе считать, что решение больше принимать не нужно. Был грабеж и была капсула, но грабители покинули библиотеку без подарка для своей госпожи — от тела не осталось почти ничего.

Я надолго замолчала. Обман. Ринс ложью отодвинул меня в сторону, позволил не думать о главном вопросе. Но вранье легко раскрывается — и он подстраховался похищением Китти на такой случай. Ловко, да, сработало ведь, хоть и опустошило. Если Богиня — кукловод для всего мира, то Ринс — специально для меня, дери их обоих черти. Но для злости я слишком утомилась.

— А что произойдет потом, айх Ноттен? Если я не соглашусь?

— Разве сама еще не понимаешь? — толстяк махнул рукой вперед. — Стычки, конфликты, где-то оборону прорвет, где-то появится настоящий повод для войны. Тысячи людей погибнут еще до освобождения Богини, а уж что будет после — ума не приложу. Новый сосуд все равно появится — рано или поздно. Когда-нибудь последователи Богини все же смогут доставить ей живого человека. Или к ней придешь ты, когда число чужих смертей перевесит смерть Ринса. Потому я и сказал, что мы уже проиграли, вопрос лишь в том, сколько еще сможем откладывать последний ее удар. Финал я вижу только один, и там мы с черным айхом не на стороне победителей. Твое согласие или несогласие по большому счету на сам финал и не влияет.

— Тогда почему Ринс держит меня так упорно?

— Потому что не хочет убивать именно тебя? — Ноттен развел руками, отвечая вопросами: — Потому что не хочет, чтобы именно ты убила его? А может, в нем все-таки есть сострадание — хотя бы к единственной женщине, перед которой Ринс не желает ставить такой бесчеловечный выбор: умереть или убить любимого?

Я скептически поморщилась:

— Кажется, айх, вы делаете вид, что знаете о моих чувствах больше, чем знаю о них я?

Он вздохнул и ответил очень серьезно:

— Вот уже четыреста лет я только делаю вид, что что-то знаю, Катя. И как же сегодня завидую фанатиком в их слепой вере — им на самом деле просто, за них все решено. А нам каждый раз приходится что-то знать и бесконечно ошибаться в этих знаниях.