— …тем более, — голос Земляного теперь доносился издалека. — Этот ублюдок за нами точно не поедет. Нет, я хочу его голову…

— Зачем?

— Для коллекции…

— У тебя нет коллекции голов.

— Будет… ты не слышал? В свете сейчас модно заниматься коллекционированием.

— Голов? — кожа была влажноватой, с теплой коркой морской соли.

— Да нет, большей частью марок. Еще вот бабочек. Но бабочек мне как-то жаль.

…она отозвалась легко.

Стоило избавиться от лишних эмоций, как потянулись чужие.

Обида.

Такая вот горькая-горькая, с легким привкусом браги. Ее варили… где-то варили, тело не сохраняло память полностью, отдельными клочками. Оно помнило легкость, которая приходила после горечи. Или тяжесть.

Боль, появлявшуюся после.

Тошноту.

…скрип кровати. Тело сверху, тяжелое, надоедливое, как и вся возня.

Холодную воду. Полотенце по коже.

Не то.

Но хорошо идет, лучше, чем когда бы то ни было, правда, печати горят, предупреждая, что силы Глеб тратит… ничего.

Ему нужно разобраться в этой памяти, где многое намешано. И снова горечь, на сей раз травяная. А следом тянущая боль. Плод выходит медленно, с каждым разом все хуже.

…обида.

…она бы хотела оставить ребеночка, хоть бы одного, но кому она сама надобна? Так к чему живое существо мучить. Ах, если бы нашелся кто, кто пригрел бы, позвал за собой… побежала бы, полетела бы, позабыла бы всю свою нелепую жизнь.