– Мне нужно переговорить с моими людьми, – произнесла Арлет, поднимаясь на ноги. – Но не прощаюсь – дайте мне немного времени и я вернусь, дабы обсудить планы наших дальнейших действий. Господин Монт, можно вас на пару слов?

Роланд кивнул – быть может чересчур быстро и слишком охотно – и они вышли из шатра, оставив в нем переговаривающихся мужчин. При виде герцогини, одна из ее служанок бросилась к ней и всплеснула руками:

– Госпожа! Ваши прекрасные волосы! Что вы с ними...

– Не причитай, Жорефин, – поморщилась Гарсот. – В ближайшем будущем они будут лишь помехой. Если мы выживем – отращу заново. А если проиграем… волосы мне уже не понадобятся.

Раздав указания солдатам и отослав слуг, Арлет отозвала Роланда в тень раскидистого дерева, чьи ветви почти касались земли; а потом внезапно протянула руку и подушечками пальцев дотронулась до его кисти – прикосновение длилось лишь краткий миг, но по спине Роланда тотчас пробежала кавалькада мурашек, а сердце забилось так сильно, что казалось, все вокруг могли услышать его стук.

– Я должна быть тут, вместе со своими людьми, – тихо проговорила Арлет, и только сейчас Роланд увидел, как сильно осунулось ее лицо, став еще острее, чем обычно; как дрожат ее губы, а под глазами нарисовалось два огромных темных круга. Перед ним стояла не столь знаменитая Валлонская Орлица, сколь просто усталая женщина, которая за такой короткий срок успела испытать так много боли. И как бы она не пыталась держаться, но Роланд прекрасно понимал, чего ей это стоит. – Я не имею права рисковать ими, как и победой в еще не начавшейся кампании. Даже ради спасения собственного сына, но… Сначала – Нель. Потом – Амадиу. Если я потеряю еще и Маркела…

Она вдруг резко отвернулась, уткнувшись лбом в облетевшую кору и обняв себя руками, и плечи ее принялись мелко-мелко подрагивать; признаться, Роланд не знал, что ошарашило его больше – все то, что он успел узнать за столь короткое время или же вид плачущей Арлет.

Он видел ее разной – пляшущей во время празднества, когда распущенные волосы герцогини сверкали золотом под светом ламп, глаза блестели от вина и веселья, а щеки покрывал легкий багрянец; задумчивой и грустной, как, к примеру, в тот день, когда ей донесли о смерти мужа – отпустив гонцов, она еще долго сидела в окне, теребя собственную косу и смотря вдаль, точно надеясь, что весть о гибели Неля окажется какой-то ошибкой и на горизонте вот-вот появятся знакомые знамена. Не удивился бы Роланд, увидав и ярость Орлицы, которая когда-то разнесла в пух и прах собственные покои, узнав о том, что Лоренс под напором Матиаса и Неля все же решился развязать войну с визрийцами, и вскоре последний покинет дом. Как оказалось – навсегда.