Казалось, так и будет — удовольствие лишь от того, что Гроза обнимает любимого, что они с ним сомкнуты так крепко, что она чувствует его дыхание в своей груди, губы на губах, его толчки внутри, нарастающие, все более нетерпеливые — и тем придется довольствоваться. Но Рарог не переставая ласкал ее — потеплевшими пальцами между саднящих бедер, и губами: по груди, шее и плечам. Он приручал ее, оставлял повсюду ощущение своих рук, свой запах, всего себя — с каждым осторожным и глубоким движением. Шептал какие-то бессвязности, что словно бы невесомым пухом оседали в голове.

И помалу словно растрескалась скорлупа скованности, что стягивала тело, не давая отдаться чувствам до конца — и мягкая волна нарастающего вожделения, что схлынула в короткий миг боли, покатилась от места соития их тел до груди — и дальше, затопляя мысли будто бы медом разогретым. С каждым поцелуем, взмахом, которыми проходились ладони Рарога по талии, коленям, спине, сладостные ощущения становились острее. Незаметно кожа покрылась испариной, а дыхание стало свободнее и жарче. Гроза сама задвигалась навстречу любимому, сбросив последнюю память о тянущем жжении, что пропало так незаметно. Рарог почувствовал вмиг, что она распалилась.

— А я уж испугался было, — хрипло пробормотал на ушко.

Спустился губами на грудь, скользнул, надавливая, языком по тугой вершинке — и Гроза впилась ногтями в его шею, провела вниз, расходясь по упругим, разгоряченным плечам, чувствуя, как дрожит горло от стона.

— Быстрей, — выдохнула, запрокидывая голову.

Теперь ей мало было его, мало было его вынужденной сдержанности.

Он мягко укусил ее подбородок, завладел губами, повторяя языком движения его плоти в ней. Ударил бедрами с силой, заставив вскрикнуть — и Гроза закинула лодыжки ему на пояс, желая принять его еще глубже, теснее. И все закрутилось так, что и не вспомнить после, как такое случилось. Как оказалась Гроза распластанной под тяжелым, расслабленным телом находника, еще ослепленная сокрушительным вихрем наслаждения, что захватило тело и разум, размололо в пыль, а после опустило ворохом безвольным, искрящимся, обратно на твердую лавку.

— Дикая Лисица, — слегка посмеиваясь, выдохнул Рарог. — Отдышаться бы. Не то помру прямо так. Тебе обидно будет. Я еще не всю тебя… обласкал.

Она шлепнула его ладонью по спине с притворной обидой, а после погладила, улыбаясь припухшими губами, еще чувствуя его в себе. Почти чувствуя, как заполняет лоно его семя. Странно и невероятно сладко. Тревожно — где-то на краешке разума, что забился куда-то в самый далекий уголок, не мешая наслаждаться близостью с желанным мужчиной. Любовью, невыносимо острой, болезненной, что наполняла ее до самых кончиков пальцев и даже волос.