Ночью они оба, не сговариваясь и не мешая друг другу, не спали долго. Уверенная ладонь Рарога лежала на талии Грозы. Она ощущала кожей его волнение — в преддверии утра, когда решится не только его судьба, но, может так статься, и ее тоже. Потому что связаны они накрепко. Куда он, туда и она — по-другому и быть не может.

— Все хорошо будет, — шепнула Гроза, сжимая пальцами его ладонь. — Знаки поменялись. И твой отец уже понял, что так, как нужно. Они примут тебя назад.

— Я очень этого хотел бы, Лиса, — Рарог уткнулся лицом ей в затылок. — Не ради себя. Я привык уже быть вдали отсюда. Сожалел, скучал, но привык — так. А тебе нужно здесь остаться. Не скитаться же дальше. И мать позаботится. Она вон рада как.

— Да не больно-то, — улыбнулась Гроза.

— Это она так ворчит, — любимый мягко обхватил пальцами ее подбородок, поворачивая к себе лицо. — А сама рада до невозможности. Я же вижу.

Его глаза тускло сверкнули в плотном мраке, где неспешно колыхались льющие в окно ночные звуки: шороха ветвей и далекого ухания птицы в лесу, поскрипывания сверчков, разомлевших нынче от жары. И дыхания хозяев, что доносилось из соседней хоромины. Чуть шершавая подушечка пальца прошлась по нижней губе Грозы. Она поймала ее зубами, слегка прикусывая. И даже от этого стало вдруг неловко так, что щеки запекло. Казалось, стоит двинуться чуть резче, и все обязательно услышат.

Рарог усмехнулся тихо и прижался к ее рту своим. Осторожно скользнул ладонью вдоль тела до бедра и в несколько рывков задрал рубаху. Торопливо приспустил порты и заглушил губами отчаянный вздох Грозы, когда взял ее. Неведомо как никого они не разбудили: мерное дыхание домочадцев осталось таким же, как наконец застыли Рарог и Гроза, тесно прижавшись друг к другу. Унимая колотящиеся вместе сердца, сплавленные в единое целое общим жаром.

Чуть остыв, они тут же уснули. А утром Гроза больше нутром почуяла, как светает. Помалу забрезжила красноватая в облаках заря, сочась вишневым соком между берез, между ветвей тонких, играя на ладонях мелких листьев. Упала на лицо первыми лучами точно в оконце. Рарог поднялся медленно и осторожно, стараясь Грозу не разбудить. Только не удержался все же — коснулся ее виска губами, прежде чем из клетушки их выйти. Она открыла глаза, успев только ухватить спину его, прежде чем он скрылся. Она прижала кулаки к груди, сжимая в них край одеяла. Сердце, совсем проснувшись, забилось встревоженно. Как бы ни была она уверена в том, что все будет хорошо, а все равно страшно.

Она хоть и сама с богами порой говорить пыталась и даже слышала, когда хотели к ней обратиться — а все равно воля их была для нее непостижима. Она помнила голос Велеса. Чуть насмешливый, но и грозный тоже. Сильный не громкостью своей, что в голове звучала, а перекатами низкими, особыми, словно доносящимися из глубин таких, что никому, даже волхвам, не разглядеть. И боязно было за Рарога — что придется ему в эту пучину окунуться, так или иначе отдаться на волю бога, который сам выбрал его. И боролся за него, как за собственного сына.