— С князем все хорошо будет? — она тронула Милонегу за рукав.

Та передернула округлыми плечами, но лицо ее, кажется, не омрачилось сильнее.

— Он обгорел, конечно. С одной стороны сильно — но заживет, если сам того захочет. Я травы ведаю и лечить ими могу, но если воли его не будет выздоравливать, то все может сложнее оказаться.

— Предай весть в Кременье, как он оправится, — мягко попросил Рарог.

Больше ради Грозы, конечно, чем из собственного беспокойства за здоровье Владивоя, с которым так долго то скрыто, то во всеуслышание враждовал.

— Передам, — кивнула травница.

Махнула рукой: идите уже. И они пошли к берегу: там стояла на отмели небольшая лодка, в которой не оказалось даже их с Рарогом вещей. Все погибло в огне. Можно было, верно, отыскать что-то. Да завалы никто пока разбирать не спешил, и зола не так скоро остынет. А ждать уже некуда. Достаточно того, что кмети не стали пытаться Грозу пленить — отпустили, верно, посчитав, что так правителю будет лучше. Без нее.

Гроза села полулежа на застеленное войлоком дно лодки между скамьями: кажется, самые сильные приступы тошноты отступили, да все равно еще было дурно. Рарог на весла сел, не сводя взгляда с дальних изб Порогов. Еще тянуло над землей гарью. И чувствовалась в жизни веси легкая взбудораженность: такое, что намедни было, едва ли раз за весь кологод случается. Долго вспоминать будут.

Река гнала лодку легко, переливаясь в желтых лучах Дажьбожьего ока яркими полосами бликов. Заливались птицы в зарослях ольхи вдоль русла. Пестрела трава белыми пятнами ромашки и голубыми — колокольчика. Гроза, опершись на борт, свесила через него руку, опустив пальцы в прохладную воду, а Рарог смотрел на нее молча, откровенно любуясь. Мерно работали его сильные руки, подгоняя лодку по течению, перекатывались мышцы на груди: изрядно поношенную, но хотя бы чистую и целую рубаху, что подарил ему муж Милонеги, он снял сразу. Больше у него никакой одежи, кроме нее и портов, не осталось. Гроза от травницы тоже приняла одну исподку — на смену той, что насквозь пропахла дымом. Ту пришлось стирать и сушить, развесив на борте.

— Твои знаки снова поменялись? — наконец спросила Гроза, разглядывая его крепкое предплечье и памятуя, как он сам с удивлением оглядывал его вчера, лишь только из огня выбрался.

Рарог покосился на нее, отвлекшись от разглядывания берега. Приподнял одну бровь, и по губам его пробежала легкая улыбка. Как будто он и сам не верил.

— Изменились, — кивнул. — Думал, ожегся, а оказалось, что-то другое случилось. Вот и заметил сразу. Теперь-то мне есть о чем со Слепым говорить. А нам заступа моего рода очень нужна. Думается, Владивой…