Да только Рарог и Гроза знали, что когда-то время это смутное закончится и придут дети детей — и кто-то из них станет новым князем. И не увидят они того, может, а все равно на душе светлее становилось.
И помалу все успокоилось. А как довелось Грозе освободиться от уз с Владивоем, так благожелательность кременчан становилась все ощутимее с каждым днем. Появились и подруги помалу, и женщины старшие все норовили чем помочь. Вот и в Пороги провожали с наставлениями и надеждой, что Гроза вернется прежней, что не заполнит собой река ее душу, не унесет прочь, чтобы выстыла и забыла то, что согревало ее так долго.
Маленькая дочка, родившаяся лишь луну назад, тихо покряхтывала на руках Рарога. А он держал ее крепко, но бережно — такую маленькую по сравнению с ним. По сравнению даже с Грозой. Они прошли мимо веси, не заходя ни к кому, не показываясь даже у околицы — нечего другим знать пока зачем они сюда пришли нынче. Вывела тропка тенистая, сырая, темнеющая влажной землей к капищу богинь — Гроза зашла туда и оставила заранее подготовленные требы. Постояла немного, глядя в лицо Лады, что излила однажды свою теплую и в то же время тяжелую волю, заставляя сделать выбор, над которым многие размышляли бы полжизни. Богиня смотрела спокойно с высоты своей — резными глазами, глубокими пусть и неподвижными.
Еще долго идти пришлось через лес влажный, неподвижный, хранящий в глубинах своих оплывшие сугробы, все усеянные хвоей и чешуйками коры. Вот и показалось Ледное озеро, что помалу сбрасывало звенящие зимние оковы. Край его темнел широкой полыньей, вода покачивалась неспешно, словно силы пробовала. Знать, скоро уж то время придет, когда разольется озеро вширь, затопляя и этот лужок — до самой стены леса.
Оставив Рарога дожидаться в беспокойстве и нетерпении, Гроза прошла по широкому бережку к краю воды — и лед, еще лежащий зеленовато-белыми кусками на поверхности озера, вздохнул как будто, заколыхался.
— Жалости пришла просить? — холодный голос уперся в спину глиняным осколком. Не пришлось долго ждать. Закаменело все как будто от лопаток до пояса от стылости этой сердитой. — Дитя вот принесла.
— Я не прошу жалости, — на сей раз Гроза повернулась к матери смело.
Та опустила взгляд на ребенка в ее руках. Недавно накормленная и перепеленутая дочь спала спокойно — на счастье. Да только жаль, что матушка и подойти не захотела, чтобы взглянуть на внучку. Чего от нее еще ожидать можно было? Радости? Тепла — вряд ли. Для нее дитя — только помеха.
— Чего же ты хочешь? — вила подплыла неспешно, не замарав подола о влажную, в землистых брызгах, траву.