— Служи мне! Служи сейчас или служи в смерти! — рычала тень. Она смотрела, как Падший победно гоготал, и думала, что этого не может быть, не может быть, чтобы Ненасытный вновь был свободен!

Увидев, как Айдан отползает и тянется к мечу, что вот-вот должен был слететь в бурлящую пучину гремящего водопада, её сердце забилось с бешеной скоростью, и казалось, сейчас выпрыгнет из груди, так сильно она боялась за него, не в силах объяснить почему.

Анкит дотянулся до рукояти и Падший, убрав ногу с его груди, демонстративно поклонился ему, принимая вызов. Не прошло и мгновения, как на выпад Айдана Падший ответил тремя круговыми взмахами. Из-под разорванного доспеха капрала багровели пятна крови. Айзору упала на колени, а слезы из его глаз полились, словно она потеряла всякую надежду. Грифон истошно кричала и рычала, летая вокруг моста кругами.

Айдан, с губ которого стекала алая струя, отшатнулся и рубанул мечом по часовой стрелке, разрывая канатную верёвку. Отвесной мост пошатнулся, и доски затрещали по швам, сейчас строение держалось на одной веревке, склонившись влево. Падший пошатнулся и истошно зарычал

— Глупец! Не смей! Ты погубишь нас обоих! Я — твой господин! Твой предназначение — служить! — взгляд капрала упал на Айзору, кивнув, еле заметно, словно в последний раз, он рубанул по второй канатной верёвке.

— НЕТ! — из уст Айзоры вырвался крик, когда Айдан и Падший камнем полетите в низ, в реку, где были одни пороги. Альва пикировала вниз, но с повреждённым крылом это вышло слишком поздно. Она не успела поймать Айдана, новообретённого ездока. Даже зоркий глаз грифона не мог разглядеть в этой бурлящей намёки на жизнь. Только вода, которая окрашивалась в кровавый цвет.

Глава 29. Битва за Кинхарт

Глава 29. Битва за Кинхарт

— Поверь мне, сын, так или иначе, когда трон переходит от отца к сыну, положение его настолько шаткое, что в стране появляются те, кто непременно намерен опрокинуть устоявшийся порядок, во имя идей и целей, которые быть могут, пойдут стране на пользу или же погрузят её во мрак. — Уильям стоял у окна своего кабинета. Он не любил табак, в отличие от его слуг, так как считал, что мысли из раpдела: «как бы закурить?» превращают ясный ум в туман. Лайан же, приняв все травы и лекарства, внимательно слушал отца. Сын ни слова не говорил о том, что всё чаще и чаще подвергается приступам, сердце колит на столько, что он трясётся, будто килька в бочке, во время шторма.

— За что Лоренц тебя так сильно ненавидит? Я помню его, грубым и чёрствым, но ни как не безумцем, что желает истребить всю семью, лишь бы захватить власть. — Лайан в тот день был сам не свой. Он помнил дядю Лоренца как практичного человека, молчаливого и грозного, но Лайан часто ездил к нему, будучи юношей, он внимал его урокам, но со временем дядя озлобился и превратился в нелюдимого зверя. Ульям усмехнулся