познания посредством понятий), если бы даже они и были возможны, мы никаким образом

не в состоянии ни представить себе, ни понять; а если бы нам это и удалось, то такие формы

все же не принадлежали бы к опыту как единственному способу знания, каким нам даются

предметы. Существуют ли другие восприятия, отличные от тех, которые вообще

принадлежат ко всему нашему возможному опыту, и возможна ли, следовательно, совершенно другая по содержанию область-этот вопрос рассудок решить не может: он

имеет дело только с синтезом того, что дано. Скудость наших обычных умозаключений, с

помощью которых мы узнаем об обширном царстве возможности, где все действительное

(все предметы опыта) составляет лишь малую часть, вообще бросается резко в глаза. Все

действительное возможно; отсюда естественно, по логическим правилам обращения, следует лишь частное суждение: некоторые возможные вещи действительны, и это

суждение как будто равнозначно суждению возможно многое такое, что не действительно.

На первый взгляд в самом деле кажется, что количество возможного превышает количество

действительного, так как к возможности должно еще что-то прибавиться, чтобы получилось

действительное. Однако я не знаю этого прибавления к возможному; ведь то, что должно

было бы быть еще прибавлено к возможному, было бы невозможно. К моему рассудку в

дополнение к согласию с формальными условиями опыта может быть прибавлено только

одно, а именно связь с каким-нибудь восприятием; но то, что по эмпирическим законам

связано с восприятием, действительно, хотя оно и не воспринимается непосредственно. А

из того, что дано, нельзя заключать, будто в непрерывной связи с тем, что дано мне в

восприятии, возможен иной ряд явлений, стало быть, более чем один-единственный

всеохватывающий опыт, и еще в меньшей степени можно сделать это заключение, если