Но если бы она только знала, как я этого не хотел. Меня выворачивало наизнанку от необходимости брать ее силой. Но я не знал, что еще сделать, чтобы она согласилась быть со мной добровольно. Я ведь чуял ее аромат! Потрясающий запах, который теперь пропитал мою кожу и проник в легкие.

Она хотела меня! И ей нравилось быть со мной. Она получала удовольствие от моего рта. Двигалась, потираясь о губы, и принимала в себя язык. От моих пальцев она кончила, издавая нереальные звуки.

Только мысль о том, что скоро буду в ней не только пальцами, удержала меня тогда на плаву. Больше всего мне снова хотелось кончить на ее распаренную блестящую от пота кожу. Я думать не мог ни о чем другом!

Твою ж ма-а-ать! Как она сжимала грудь, пока я скользил членом между двух упругих холмиков, утыкаясь головкой в ее горло… От ее слабых стонов, которые она пыталась сдержать, у меня глохло в ушах.

А ее розовый язычок, слизывающий мою сперму с губ… Я хотел всадить член во все ее отверстия разом. Заклеймить ее собой. Своим семенем. Омыть изнутри. Чтобы она задыхалась, заглатывая мой член. И сама насаживалась округлой задницей на ствол. Чтобы сжимала убийственно тесным влагалищем, выцеживая все семя до последней капли.

Я мечтал об этом… Но даже не представлял, какой она окажется на вкус.

Мне окончательно снесло башку. Я признался, что хотел бы пить ее. Признался в собственном бессилии против нее. И ничего не смог с этим поделать. Хуже всего было неутоленное желание. Я действительно готов был пить ее влагу. Только она могла унять проснувшуюся во мне жажду. Я хотел ощущать нежные лепестки ее плоти на языке. Как они трутся о мои губы, умоляя о еще более откровенных ласках.

Если бы я знал, что встречу женщину, которую буду настолько сильно желать, не отправился бы на проклятый Отбор.

Я признался ведьме в том, что она моя единственная. Что она моя элльлеле. Что чувствую между нами особую связь. И я сказал ей это. Сказал! Забыл о том, что она враг, ведьма. Я должен был ее убить! А вместо этого сказал, что испытываю, какие чувства грызут изнутри. И поставил на ней метку. Две гребаных метки!

Я был готов сожрать ее целиком. Искусать каждый сантиметр совершенного тела. Вгрызаться в ее плоть, пока она не признает себя моей. Моей…

Оставляя ее в шатре, я выдирал из груди собственное сердце. Теперь между ребер зияла огромная дыра. А сердце осталось там, ненужным и валяющимся у ее ног. Оно ей не нужно. Я ей не нужен.

Она не хотела меня. Не хотела мой член. Мое семя. Ее запах изменился. Я чувствовал страх, сомнения, боль.