Светлый фон

Нас с удивлением слушали несколько человек. И хоть я знал, что никто из них не осмелится и даже не подумает встать у меня на пути, я не хотел обсуждать мою женщину при всех. При других.

Разом пресек все попытки продолжить:

— Она устала и сейчас отдыхает. Но если ей что-то понадобится… сделай все.

Тихо, но все равно отчетливо слышно, Лазаж проворчал:

— Еще б она не устала…

— Лазаж…

Мое рычание было наполнено такой яростью, что все, кто был рядом, покорно склонили головы и опустились на колени.

Едва ли не впервые я видел удивление Лазажа. И если человека я еще мог взять под контроль, то со зверем сладу не было. Я осознавал, что ставлю ведьму выше и ближе единственного, кто от меня не отказался. Но волк ярился просто из-за того, что кто-то посмел упомянуть его самку в разговоре.

Я понимал, что все слышали, чем мы занимались в шатре. С волчьим слухом и обонянием скрыть что-то было сложно даже такому охотнику, как мне. И в глубине души я был даже рад, что все знали о происходящем, — пусть понимают, чья это женщина, чья самка. Моя и моего зверя. Только наша. И никто не смеет не то, что говорить о ней, — смотреть в ее сторону. Даже тот, кого я считал семьей.

Наконец появился Ферко, и я сел в седло.

Отдал последнее распоряжение:

— Никого сюда не пускать. Ни людей, ни Балаха.

Даже не выслушав доклад Ферко, развернул коня и направил в сторону реки. А у самого чувство такое, будто в грудь засадили железный крюк и тянут в другую сторону. Ребра трещат и ломаются. А крюк цепляется за сердце. И чем быстрее я скачу из лагеря, тем сильнее мышцу дергает.

Это дико и ненормально, но я начал захлебываться собственной кровью. Чувствовал, как она бурлит и хлюпает в груди, поднимается в горло. Ощущал на языке ее вкус. Но это была не только моя кровь. Она смешалась с кровью княжны.

На языке, на губах, на небе — везде был жидкий дурман ее крови. Невероятной на вкус.

Я без жалости загонял коня, вслушиваясь в шум ветра в ушах — все, что угодно, лишь бы прогнать из головы ее тихие стоны.

Я заставлю ее стонать! Орать, срывая горло, мое имя. Вырву признание, что ей нужен только я. Она назовет меня своим господином.

Когда вернусь, сделаю ее своей. Буду так глубоко в ней, что мы перестанем быть двумя разными людьми, а станем одним цельным организмом. С одним на двоих сердцем и дыханием.

Почему я думаю о ней? Почему не могу выбросить из головы?!

Зачем именно мне досталось хитрое сатанинское отродье, которое я теперь не могу ни убить, ни отыметь, как следует.