Аглая берет его на руки и нежно гладит. Прижимает к груди и шепчет ласково: «Не бойся… Он не специально.»

Какая-то мерзкая мохнатая тварь заслуживает от нее больше ласки, чем я. Подтверждая эти мысли, Аглая отбрасывает назад волосы и гневно стреляет в меня глазами:

— Он же просто хотел защитить меня!

Кот не причинил мне никакого ущерба, но почему бы ей не пожалеть меня?! Показываю окровавленную руку с длинными бороздами царапин и следами зубов:

— И я должен был это терпеть? Позволить твоему питомцу полакомиться мною?

— На тебе же быстро все заживает!

Проклятый кот вызывает у нее больше эмоций, чем я. Хочу порадоваться, что она немного оттаяла. И не могу этого сделать. Потому что эмоции у нее вызываю не я. От ее ответа меня аж корежит.

— Серьезно? Поэтому мохнатому сатане можно меня калечить?

— Мохнатый сатана — это ты. А это. Мой. Кот.

Что-то в ее глазах… В ее голосе… В почти осмысленном выражении кошачьей морды. В том, как она прижимает к себе этот нелепый меховой мешок, и как доверчиво он устроился у нее на руках. Размахивая хвостом, он гладил кожу у нее под ребрами. Это отродье как будто считало ее своей, и демонстрировало мне это.

Трольхар… Трольхар, мать его! Она уже успела обзавестись собственным помощником. Шустрая девка, нечего сказать. И именно она моя элльлеле, которую я должен защитить от других ведьм.

— Значит, кот? — Смеюсь над собственной глупостью. После знакомства с Аглаей я долго соображаю.

Даже не верится, что именно меня прозвали Катонским палачом. Катонский палач был умнее. Ему не требовалось столько времени, чтобы распознать трольхара. И он всегда знал, что делать. Я не Катонский палач. Я — кто-то другой. И я не знаю кто. Хреновое чувство. Так я чувствовал себя, когда перестал быть сыном Лазажа, и стал незаконным сыном короля. Не то и не другое. Вот и теперь то же самое.

— Он не сможет тебя защитить. А я смогу.

— От самого себя ты меня не защитишь!

Это уже переходит всякие границы.

— Серьезно? Считаешь, тебя нужно защищать от меня? Поверь, — я делаю шаг ближе, и пушистая мерзость на ее руках злобно шипит, — если бы я хотел, ты бы уже давно покоилась в глубокой сырой могиле. Я бы вырыл ее собственноручно. В знак моего особого к тебе расположения. И никакие молнии, бури или грозы тебя не спасли бы. Но ты до сих пор жива и в здравии. Более того, я пытаюсь уберечь тебя от трех хитрых мразей, которые решили развязать с твоей помощью войну. Точнее, с помощью твоего трупа. Во время второго испытания тебя будут пытаться спровоцировать на выброс чар. Если не удастся, то повторят попытку Ночью Личин. А я предлагаю тебе уйти со мной. Под защиту лучших охотников на ведьм. По-моему, тебе стоит быть немного более… благодарной.