Она обернулась к Йелеку. Он буравил тяжелым взглядом затылок Николетты и выглядел так, словно держится из последних сил.

— Йелек, а из какого вы клана?

Он удивился и перевел взгляд на нее:

— Из клана Кровавых Охотников, княжна.

Раненой птицей сердце забилось в горле. Совпадение или..? Словно ступая по тонкому льду, Аглая мучительно придумывала следующий вопрос. Как спросить?.. Как не выдать себя?.. Был ли хоть малейший шанс, что он где-то поблизости? И готова ли она услышать, что он отказался от нее?

— Да? Значит, вы виделись с Его Высочеством?

Йелек удивленно поднял рыжую бровь и сощурился:

— Виделся.

— А как давно? — Аглая чувствовала себя глупо, устраивая этот допрос, но и остановиться не могла. Она и так уже наплевала на гордость. Так какая разница, что о ней подумает этот воин.

Он тянет с ответом. Как будто раздумывает, что можно сказать, а что нельзя.

— Ночью и утром, госпожа. Мы были в дозоре.

Внутри все обрывается. Ночью, когда он ушел, оставив ее растоптанной и разбитой. Он был с этим оборотнем в дозоре. Возможно, видел настоящую княжну.

— Вы искали ведьм?

— Не могу сказать, княжна.

Николетта смотрит на них с удивлением. Кажется, ей тоже хочется задать какой-то вопрос, но она краснеет еще больше и отводит глаза. Чувствуя себя навязчивой Василиной, Аглая все-такие решается продолжить расспросы.

— А принц больше не будет участвовать в испытаниях? Вчера он удивил нас всех. — Боже, это было только вчера… А кажется, что прошла целая жизнь, и воспоминания уже поблекли.

Только те, которые связаны с Дамазы, горят яркими фонарями и не дают покоя.

— Боюсь, я ничего не знаю о его планах. — Он больше ничего ей не скажет, как бы она ни пыталась вытащить из него хоть что-то.

От отчаяния хочется закричать на всю площадь, которую они пересекали, но Аглая заставила себя сдержаться. Веревка на виселице все так же скрипит на ветру, и в этом звуке слышится дурное предзнаменование. Беда уже рядом. Слишком близко. Дышит в спину, смотрит в затылок.

Аглая резко обернулась. Позади все тот же Йелек. Но странное ощущение, что за ней следят, грызет нутро. И это не Дамазы с его обжигающим взглядом. Это что-то плохое. Что-то злое. Что-то, что пришло ее погубить.