— Решай сама. Я бы подождал.

Молчим какое-то время, никак не могу в голове уложить. Оглядываю спальню, кровать, буквально ощущаю, как реальность осыпается битыми осколками, расползается рваными нитками. Не собрать.

— Мне уйти? — словно издалека доносится. Киваю неопределённо. Райтер поднимается, открывает дверь. Оглядывается на пороге:

— Точно не хочешь, чтобы я с тобой побыл?

Тому, с кем я хотела бы это разделить, чью поддержку ощутить, лучше ни о чём не знать. А остальное не имеет значения.

— Боже мой… — бормочу, снова рассматриваю себя в зеркале. Напарник возвращается, кладёт руки на плечи.

— Ну всё же в порядке. Предупреждён — значит, вооружён… и так далее.

— А как же дети…

— Ты что, собралась детей заводить?

— Я хотела замуж выйти! Если Антер не передумает.

— Хотела? — раздаётся родной голос от двери. Видимо, услышал, что открыли, решил заглянуть. Райтер убирает руки. — Почему "хотела"?

— Антер! — бросаюсь к нему, может, в последний раз обнять. Может, потом снова начнёт передёргиваться. Райтер понятливо выходит, тихо прикрывает дверь.

Ощущаю, как из глаз начинают катиться слёзы, только не разуверяйся в судьбе, пожалуйста! Не думай, что нормальная жизнь тебе не дана, что во всём обязательно какой-нибудь подвох…

— Родная… что случилось?

Поднимаю глаза, понимаю, не могу ему сказать, и не сказать не могу. Господи. Неужели эта таринская мерзость так и будет преследовать нас до конца жизни?!

Да и что это за жизнь. Если не захочешь меня видеть, я просто останусь здесь до конца. Выясню всё, что удастся, что натворили уроды-колонисты, чтобы больше ничью жизнь Тарин не сломал!

— Тали?

— Не могу, — шепчу, отпускаю. — Иди поговори с Марком, пусть он расскажет.

— Тали…

— Пожалуйста.