— Мы все тебя любим, ты же знаешь. И потом, точно ведь ничего не известно, может, всё давно уже растворилось в обычной крови. Это таринцы варятся в собственных генах. Я помню то задание в казино, ты же нормально пережила сигаретный дым, помутило немного и прошло.

— Клим… хотел… выяснить, есть ли у меня проблемы? Или вообще — знаю ли я о них?

— Возможно. Информации пока мало, что там к чему.

— Непонятные гены… — говорю едва слышно. — Во мне… Господи! Это учёные что-то натворили?

— Не знаю.

— Я поеду на остров.

— Может, не стоит? — смотрит пристально.

— Нет уж, выясню всё, что знает Клим!

— Успокойся. Потом решим.

— Боже мой… Антер…

— А вот ему, думаю, точно до отъезда знать не надо. Мало ли, как воспримет.

— Я скрывать не собираюсь.

— И не скрывай, только дома.

— Господи, он же ненавидит местных…

— Выберетесь — расскажешь.

— Думаешь, я смогу, как ни в чём не бывало?

— Сможешь, — заявляет. Я бы не была так уверена.

— А может наоборот, легче улетит отсюда? Ты бы видел, с каким отвращением он говорил о таринках, как расстроился, узнав, что я на самом деле имею таринские корни…

— А вдруг он только за тебя и держится, как за якорь? Выбьешь почву из-под ног, и что дальше?

— Он свободы всегда хотел. Вряд ли расхочет.