Ли Лунь успел отметить, что в шатре у Люй-ванхоу было натоплено, но при этом не душно. Госпожа Тьян Ню позаботилась о сестре со знанием дела, дав той и воздухом свежим подышать,и ноги размять. Теперь вот пришло время перекусить. И не каких-то деликатесов невиданных, а простой свежей еды,так полезной для женщин в положении. Свояченица Сян-вана прямо на глазах оживала и розовела щечками. Говорят же, что родной человек лечит лучше самого дорогого снадобья. То же самое можно было сказать и про Сян-вана. На него Посланница Шан-ди подействовала прямо-таки чудодейственно. Может быть, не к ночи помянутый Мин Хе видел господина в подобном расположении духа и не раз, а вот новому ординарцу открылась картина невиданная: ван-гегемон, смиренно склонившийся перед женщиной своего злейшего врага.

   - Прости меня, сестрица Лю Си, за то, что вынудил страдать в неволе, - молвил Сян Юн и коснулся лбом края одеяний хулидзын. - Если не в сердце прости,то хоть на словах. Очень надо, клянусь.

   - Пустое, - легкомысленно отмахнулась небесная лиса. - Выпей лучше за мое и твоего будущего племянника здоровье, братец Юн. Зря, что ли,такую бутыль притащил?

   И тот, конечно, выпил. Сначала одну чарку, потом другую, а там и до третьей очередь дошла. С каждым глотком он подбирался все ближе и ближе к cупруге, чтобы в конце концов оказаться совсем рядом, заграбастать одной рукой её маленькую белую, как нефрит, ладонь, а второй - обхватить стан и ткнуться носом в ямку над қлючицей. И замереть недвижимо, что твой кот, протиснувшийся в самый теплый уголoк кровати.

   Ли Луню отчегo-то показалось, что время остановилось. Госпожа Тьян Ню, та глаза прикрыла вспухшими внезапно веками, её сестрица, напротив, глядела на эту сцену со странным выражением на лице, будто хотела запомнить навеки каждую деталь. За несқолькими слоями войлока и кожи стен палатки вдруг завыл страшным нездешним голосом ветер. Точно голодный волк.

   - Налей-ка ещё по чарочке, маленький братец, – распорядилась вдруг Люй-ванхоу. - Да-да, пошевеливайся. И принеси мне во-о-т то теплое одеяло! Нет, не желтое! Красное!

   Пока ординарец воевал с разномастными тяжелыми одеялами, небесная лисица передумала укрываться, а Сян-ван выпил вино и развеселился.

   - Я сейчас песню придумал, – заявил он жене. – Для тебя, моя прекрасная Тьян Ню.

   Когда дело касалось песен, государь мгновенно трезвел, даже если только что лежал почти бездыханный.

   - Силою своей я сдвину горы,

    волею раздвину небеса.

   Только что же делать,

   если через поле