- Да, милый, - сглотнув сухой, острый и горячий комок в горле, прошептала она. – Дирижабли. И аэропланы. Ты увидишь их. Обещаю.
Старому коню не нужны были ни понукания, ни даже просьбы – в гостеприимно распахнутые двери Верный пошел сам.
На сей раз змееногая богиня не стала примерять чужие лица ради встречи с самозваной «небесной лисой». Хозяйка храма на Цветочной горе предстала пеpед Люсей в привычном облике знатной древней красавицы в светлом, расшитом золотыми нитями ханьфу. Ну как «предстала» - скорее позволила себя увидеть. Богиня-мастерица склонилась над гончарным кругом и даже головы не повернула в Люсину сторону, лишь прохладно молвила:
- А. Ты пришла.
Недовольство ее ощущалось привкусом полыни на губах, и Люся промолчала. Она дошла, дошла сюда живой и довезла Лю – тоже живым. Конец пути оказался… странным. Ни страха, ни благоговения, ни облегчения, ни торжества – только усталость.
Нюйва все-таки оторвалась oт работы и взглянула на незваную гостью. В золотых глазах древнего божества плескалось вполне человеческое раздраҗение.
- Ты пришла, - повторила она. – Но чего ты хочешь? Я не смогу дать ответ, пока ты не задашь вопрос.
- Но мне не о чем спрашивать, - Людмила выпрямилась и взглянула прямо в эти нечеловеческие очи, словно в чаши, заполненные расплавленным золотом. - Ты все знаешь сама. И я знаю. Здесь всё началось.
- Не здесь.
Богиня слегка коснулась пальцами гончарного круга,и тот завертелся, притягивая взор, заманивая, нашептывая… Люся не успела отвернуться. Видение обрушилось на нее, как комья мокрой глины на крышку гроба.
… - Οткуда у тебя медальон моей сестры?! – кричит она, вцепившись в плечи раненого полуголого мужчины, встряхивает его, не заботясь о ранах, но зачем, зачем смотрит ему в лицо, глаза-в-глаза, так близко,так горячо,так больно…
Нет! Не то! Еще раньше, ещё прежде! Круг вертится, вертится, отматывая столетия, как ленту в синематографическом аппарате.
… - Где мы? Душечка, Танюша, куда это нас занесло?
С мокрых волос сестры стекают струйки воды, от них обеих идет пар, сердца стучат в унисон,и главное – не разнимать окоченевших рук, не разжимать пальцев, сведенных пережитым ужасом и холодом чужого мира. Они ещё не знают, нет, но…
Дальше! Назад! Это… это случилось раньше? Круг продолжает вертеться, и Люся уже не понимает, где же он,тот миг, когда легкое касание божества запустило колесо. С чего все началось? Где…
- … Этот папенькин знакомый китаец, он же в Шанхае обретается? – на покрасневшей,исцарапанной, покрытой цыпками ладони лежит маленькая черная рыбка. А рядом, на другoй ладони – белая. И не понять нипочем, где чья рука,и стук чьей крови отдается грохотом в ушах, и кто из них Люся, а кто – Таня…