Путь да нашей спальни похож на вхождение на эшафот.

Я прислушиваюсь к дыханию Марины. К ее сердцебиению. Ловлю аромат, который распадается на электрические импульсы, бьющие меня изнутри.

Больше всего в ней боли. И обиды. Расколотой надежды.

Столько всего горького и отчаянного, что я больше не хочу… Не хочу дышать ее болью и обидой. Потому что причина этого — я сам.

Не хочу ничего говорить. Опускаю Марину на кровать и… сбегаю. Позорно и как слабак. Впервые в жизни бегу с поля боя. И мне не стыдно. Наоборот. Это единственный способ спастись.

Стараюсь не бежать, но вылетаю из спальни на звериной скорости. Очень вовремя звонит телефон. Начинаю молиться, чтобы случилось очередное дерьмо, которое мне придется разгребать. Только это поможет отвлечься. Уже отвечая Радвану понимаю, что именно сейчас поступаю как конченный. Нельзя бросать Марину после того, что натворил. Нельзя оставлять одну.

Но вместо того, чтобы вернуться, прижимаю телефон к уху. Почему-то именно сейчас мои молитвы услышаны, потому что обычно сдержанный Радван растерянно выдает:

— С Борисом что-то происходит.

Знал бы, что за этим последует, был бы осторожнее в своих желаниях.

— Сейчас буду. Где вы?

— У Лили в мастерской.

Отключаюсь. Понимаю, что от меня несет сексом и Марининой кровью. Одежда порвана и пропитана всем, чем только можно. Но переодеваться — значит, вернуться к Марине.

Нет. Ускоряю шаг. Из головы абсолютно вылетело, где находится чертова мастерская. Что выделил Лиле? Несколько помещений, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Если можно будет заслужить ее доверие, купив его, то я это сделаю. Только бы сварила эту херню.

Мне требуется почти минута, чтобы вспомнить, куда я ее поселил. Это хуево. Раньше на память я не жаловался. То, что я сделал с Мариной, выбило из колеи.

В помещениях, которые Лиля почему-то гордо зовет «мастерской» прохладно и пахнет краской. А еще…

Я бросаюсь к лежащему на полу Борису. Рядом с ним сидят Маттиас и Радван.

— Что с ним? — Осматриваю дрожащего мелкой дрожью Бориса.

Он весь покрыт мелкими каплями пота. Разом похудел — выглядит так, словно его несколько месяцев морили голодом. Кожа болезненного серого цвета. Он бы был похож на окоченевший труп, если бы не трясся.

— Упал. — Радван проверял пульс, сосредоточенно глядя на часы.

— И все?