— Да, — он легко коснулся дочери, убирая с шейки русую прядь.

— Я думала, раз мы стали обычными, то и она обычная, просто ребенок, — шептала, а сердце от тревоги заходилось.

— Я тоже.

— И что теперь? Как мы с этим справимся? Как вырастим волчонка, если ни один из нас не может обернуться?

— Справимся, Тань. Что-нибудь придумаем.

— Что тут придумаешь? Она — оборотень, мы — нет. Мы даже защитить ее не сможем! — сердце сжималось еще сильнее. — Она — прайм, Руслан! Девочка — прайм! Это ты сильный, независимый, способный с самого детства постоять за себя. А она девчонка! Да за ней охоту начнут, если кому-то станет известно. За такую самку все кланы друг другу горло раздерут. Или постараются уничтожить, чтобы никому не досталась! Ты же знаешь — я права.

Он не отрицал, лишь взгляд стал еще мрачнее.

— Значит, никто об этом не должен узнать, — произнес Бекетов, и в голосе решимость стальная, — даже она сама.

Он ушел, оставив меня в растрепанных чувствах рядом с детской кроваткой, а когда вернулся обратно, сжимал в ладони Волчью погибель, ту самую, что зверя в человеке могла подавить.

Кольнуло больно в груди, в животе, в каждой клеточке, но я лишь кивнула на вопросительный взгляд Руслана.

То, что мы делаем — плохо, неправильно, но для нее так будет лучше.

Он повесил амулет в изголовье ее кроватки и поцеловал спящую дочь в щечку, а она лишь улыбнулась во сне, и, сладко почмокав губками, перевернулась на бочок.

Конец