Оставляя за спиной умирающего Дайма. Ощущая каждый удар кнута собственной кожей. Умирая вместе с ним. И моля Светлую, чтобы шисов недоносок сдох от жадности. Прямо сейчас сдох. Подавился своим безумным смехом — и сдох, сдох, сдох!

Каждый шаг давался все труднее, боль в груди нарастала, казалось — это с нее заживо сдирают кожу вместе с плотью… Но Шу упрямо шла вперед, к шисовой двери. И с ужасом понимала, что упырь ее не остановит, что он окончательно сошел с ума. Боги, как же мерзко он смеется!

— Ладно, уговорила. Стой!

Шу вздрогнула, замерла на миг — готовая не то что остановиться, а бежать к Люкресу, умолять его хоть на коленях… и сделала еще один шаг. Прочь.

«Никогда не показывай, что переговоры нужны тебе больше, чем противнику».

Один из уроков Дайма. Еще тогда, когда они писали друг другу письма и он не подписывался. Это тоже было нарушением приказа императора? То, что он любит ее — государственная измена? Будь проклято такое государство!

— Да стой же, упрямая ты девчонка.

Не оборачиваясь, Шу показала Люкресу шисовы хвосты. На миг ей померещилось, что это не она, а Ристана. Что она стала Ристаной. Взрослой. Опытной. Самоуверенной. Сильной. Да. Пусть сейчас будет не Шуалейда, а Ристана. У нее бы получилось переиграть недоноска на его проклятом поле интриг, лжи и блефа!

А он снова засмеялся. Довольно. И, в несколько шагов догнав Шу, положил руку ей на плечо, развернул к себе.

— Ты моя прелесть. Такая упрямая! Такая злючка! Настоящая гюрза!

— Что тебе, недоносок? — Шу с прищуром посмотрела ему в глаза и томно склонила голову набок. Как Ристана.

— Тебя и Линзу. — Люкрес погладил ее по щеке, заставив внутренне передернуться, а внешне — взмахнуть ресницами, словно крыльями бабочки, и засветиться от сознания собственной красоты и совершенства. — Ты будешь отличной императрицей, Шуалейда Суардис.

— Шисов дысс тебе, а не я и Линза, — усмехнулась Шу ему в лицо.

— Тебя и Линзу, иначе ублюдок сдохнет. Ему немного осталось. Ударов десять.

— Убьешь Дюбрайна — попрощаешься с короной империи.

— Маленькая наивная змеючка. Ты совсем не умеешь играть в эти игры.

— Плевать. У тебя пять ударов до того, как ты потеряешь все, недоносок. Ты же понимаешь, что убить меня сейчас ты не можешь. А потом… Я ничего не забуду. Ни-че-го. Слово Суардис.

— У-ти ма-аленькая, у-ти ядови-итая. — Люкрес снова погладил ее по щеке. — Кажется, мы не успеваем договориться, — довольно сказал Люкрес одновременно со свистом кнута.

Шу вздрогнула, чуть не закричала от чужой — не чужой, а своей! — боли, но заставила себя саркастически усмехнуться и протянуть: