— Эй, есть кто дома? — раздалось из-за двери.

— Ма-а-ау! Шш-ш! — ответил кот, не желающий делиться рыбешкой.

— Шис, облезлая тварь! Пошел вон!

— Мр-рау! — возмутился кот.

— Гомес, не мешай коту жрать, — засмеялся другой стражник. — Этот зверь никого не пропустит.

— Смотри, укусит, сам облезешь, — подержал веселье третий.

— Отставить шуточки! — рявкнул начальник патруля. — Гомес, глянь в скобяной лавке.

Через несколько минут, долгих, как пытка, голоса стихли. Стриж уже не в силах был радоваться везению — ни один из жителей тупика их не заметил, а может, не захотел выдавать страже. Он снова подхватил Шороха на плечо, поморщившись от боли — позавчерашняя рана напомнила о себе.

— Дядя, почему кровь, ты рыбу чистил? А я не люблю рыбу чистить, она скользкая и прыгает. — Осмелевшая малышка подобралась и вертелась вокруг. — А почему дядя спит? Он вино пил? А почему у тебя глаза синие? Мама говорит, синие только у северных некромантов. Ты некромант?

— Лея, перестань. Простите, сиятельный шер, она маленькая.

— Да ничего, — Стриж улыбнулся. — Я не шер и не некромант, почтенная, а дядя спит, потому что головой стукнулся. А тебя как звать, хозяюшка?

— Кончита, сиятельный. — Девочка потупилась. — Вы простите, у нас на кухне рыба, поэтому пахнет.

— Подумаешь, рыба. Был бы гуль, вот тогда! Или у вас акула по столу бегает?

Малышка засмеялась в голос, старшая потише, но обе уже и думать забыли, что милого и совсем нестрашного юношу надо бояться. С хихиканьем они отодвинули стул от большого стола, заваленного рыбой, чтобы Стриж мог усадить брата.

— А вас как звать? — порозовев, спросила Кончита.

— Себастьяно. — Убедившись, что Шорох все еще без сознания и надежно связан, Стриж стянул порезанную рубаху и взял из рук малышки кувшин с водой. — Лея это Мелейла?

— Шуалейда! Как принцесса-колдунья, — гордо заявила девочка. — Я когда вырасту, тоже пойду воевать зургов!

Шуалейда. Лея.

Стриж невольно улыбнулся странному, неуместному и прекрасному воспоминанию. Единственная почти-встреча. Почти-взгляд. И самое настоящее тепло где-то в груди, словно одно только имя согревает и лечит.

— Сама ты зург, — передразнила малышку старшая девочка и охнула, разглядев длинный свежий порез, задевший концом едва затянувшуюся рану. — Кто ж вас так, почтенный Себастьяно? Вот… — Кончита достала из сундучка под окном кусок ветхого чистого полотна. — Давайте перевяжу.