Она стояла, не убирая руку с его ноги, и молчала. И кивала.
— Значит, до старости я доживу?
— Мне-то не ведомо господин. — Отвечала девочка.
— Ты ж сама только что говорила, — напомнил монах.
— Да неведомо мне то, — отвечала Агнес, — я сказала то, что в шаре видела и все.
Пока она это все говорила, боль, на удивление, прошла, нога почти не болела.
— Иди в трактир, — сказал солдат, — я подумаю. Еган, дай ей крейцер.
Еган нехотя, но без обычных замечаний достал деньги и дал девочке, та низко поклонилась и даже попыталась поцеловать Волкову руку, он не дал. И она вышла. Только после этого Еган произнес:
— Вот, вы как хотите, думайте, а я скажу вам, что она ведьма. И, как по мне, она ведьма похлеще старухи будет. Просто она молодая еще.
Солдат посмотрел на монаха, ожидая от того суждения, и тот сказал:
— Страшная она. Псалмы читала, будто кого проклинала.
— Ясно, — сказал Волков.
Может быть, оба они были правы, и Еган, и монах, да вот только нога у него не болела совсем.
— Ладно, собирайтесь, нам сегодня людей вешать. Еган, мыться, одежду, завтрак. Монах, пойдешь в трактир — забеги к попу, скажи, что скоро висельников на площадь привезут.
Еган и монах ушли, а Волков остался лежать в кровати. За окном тихо шуршал дождь, а он думал: «А девчонка и вправду страшная, да и Бог с ней, лишь бы помогла найти мертвеца».
Сколько солдат не кутался в плащ — но под проливным дождем от воды он не спасал. Одежда быстро промокла, и сначала заныло плечо, а потом и нога. Надо было бы слезть с коня, чтоб ногу не ломило, да слезать было некуда, все площадь была огромной лужей. Зеваки, собравшиеся поглазеть на повешение, терпеливо ждали. Пока привели Соллона, потом притащили несчастного истерзанного пытками калеку.
— Господь всемилостивый, когда же он закончится, — произнес барон, разглядывая тучи и протягивая Волкову флягу с вином.
Тот только вздохнул в ответ, глядя на попа, который уже бесконечно долго говорил с сыном ведьмы, не взирая на дождь. Волков взял у барона флягу. Сержант, Сыч и стражники терпеливо ждали, когда поп отпустит грехи одному и перейдет к другому. Наконец, поп перешел к Соллону и осенил его святым знамением, начал с ним говорить.
— Сержант! — крикнул барон.