— Мы люди ротмистра Брюнхвальда, нам нужен кавалер, тот что возил вино и еду в цитадель.

— Олухи, кавалера зовут Фолькоф, — крикнул Роха в ответ, — могли бы запомнить.

— Да, так и есть, — солдаты подошли и стали в десяти шагах от забора, — так есть среди вас кавалер Фолькоф?

— Я Фолькоф, что вам нужно, — крикнул кавалер.

— Господин, наш ротмистр, господин Брюнхвальд, просит приехать к нему в цитадель.

— Сейчас, что ли? Зачем?

— Сейчас, он вам хочет показать лагерь еретиков, что на той стороне реки. После того, как вы их побили, они что-то затевают.

— Да что можно показать ночью, на той стороне реки? — крикнул Роха.

— Костры, — негромко произнес Волков и добавил, — капитан Пруфф, десять ваших людей пойдут со мной. Пусть готовятся.

— Ты, что и вправду пойдешь с ними? — искренне удивился Скарафаджо. — Ночью? А вдруг это еретики, вдруг готовят засаду?

— Я узнал голос того, кто говорил с нами, он был караульным на башне, — отвечал кавалер, — и мы пойдем в цитадель сейчас же. И ты идешь со мной.

Ротмистр Брюнхальд был уже не мальчик. Как и положено людям, сидевшим почти год в осаде, он был бородат и космат. В косматых волосах и бороде было видно проседь. Он стоял у восточной стены, руки в боки и глядел на идущих к нему людей. Огонь факелов трепал ветер, а ротмистр был в одной рубахе и плаще, без доспеха. Значит, он не боялся кавалера. И не считал его врагом.

— Рад познакомиться с вами, — сказал Волков, протягивая ему руку.

— Я совру, если отвечу так же, — отвечал Брюнхвальд, пожимая протянутую руку.

— Это мой сержант Роха, — представил спутника Волков.

Брюнхвальд пожал руку и ему, а Роха, Роха был на седьмом небе, он вдруг узнал, что он признан сержантом, и офицеры жмут ему руку, еще недавно он о таком и мечтать не мог.

Без лишних разговоров ротмистр повел их по лестнице наверх, на стену. И когда они почти поднялись на нее, он приказал своим солдатам, что шли с ними:

— С факелами тут останьтесь.

На стену они вошли втроем в полной темноте. И Волков сразу понял, зачем Брюнхвальд его позвал. На той стороне широкой реки горели костры: