Сначала Волков не понимал, что делает монах и даже злился на него. Потом до него дошло, что монах делает все правильно, и он, было, успокоился. Но когда его обоз стал собирать толпы людей на узких улицах, то снова стал волноваться, боясь, как бы не задавили кого.

А монах не унимался:

— Господь, да хранит славного рыцаря Фолькофа, что вырвал из лап безбожников святыню!

— Который, который из них Фолькоф? — слышалось со всех сторон.

Умный Брюнхвальд, что ехал от кавалера по левую руку, чуть придержал коня, чтобы вопросов ни у кого не было. Теперь он ехал на пол-коня сзади, а сразу за ним ехали Сыч и Еган, оба в сине-белых одеждах, в цветах герба Волкова, а Еган еще и штандарт держал сине-белый да со страшным вороном, что глаз имел кровавый. И теперь никто из зевак уже не спрашивал, который из них кавалер Фолькоф.

Все видели его. Волков снял шлем и подшлемник, он хотел, чтобы его запомнили, знали. Возможно, он останется в этом городе навсегда, и пусть люди его узнают. Люди глазели на него и, если ловили его взгляд, кланялись.

А он был горд, горд и счастлив, как никогда в своей жизни, хотя его лицо и не выражало никаких эмоций. Но брат Семион все видел. Он шел перед телегой с мощами, на мгновение, замолкая, поворачивал голову и смотрел на кавалера. Видел его триумф. Чувствовал его состояние и улыбался едва заметно. И снова славил кавалера зычным голосом умелого попа.

Ближе к центру города к Волкову подбежали два человека, один был в хорошей одежде, толст и тяжко дышал. То был помощник бургомистра, он смиренно просил не везти весь обоз на центральную площадь, так как это запрещено, телегу с мощами — пожалуйста. А все остальное просил везти к складам да к мастерским.

Волков послушал его, отправил людей Пруффа и часть людей Брюнхвальда с обозом к складам. А сам вскоре, был на центральной площади, перед самым роскошным храмом, который он когда-либо видел. Там у ступеней храма телегу с мощами и остановили. Зевак от нее отогнали. Брат Семион сходил в храм и вскоре вернулся.

— Ну что, можно заносить? — спросил у него Волков.

— Нет-нет, господин, нельзя, протоиерей послал за архиепископом. Будем ждать его.

— А придет ли? — засомневался кавалер.

— Уж не извольте сомневаться, коли здоров, так придет, такого он не упустит.

Народа на площадь все прибывало, и все продолжали смотреть на кавалера и судачить о том, откуда он взялся, да кто он такой. Волков терпеливо ждал.

И, наконец, из дверей церкви, откуда он там взялся, появился сам архиепископ. Был одет в простую полотняную рубаху до пола, без шапки и с посохом в руке. С серебряным символом веры на серебряной цепи. Он стал спускаться по ступеням к телеге, на которой стояла рака. Спустившись, воздел руки к небу, бросил посох и тяжело повалился на колени пред мощами. Туфли с его ног слетели, а он так и стоял, босой и простоволосый, молился. Брат Семион сделал Волкову знак и сам стал на колени. Волков спрыгнул с коня и последовал его примеру. Все вокруг становились на колени: и жители города, и Брюнхвальд, и Сыч, и Еган. Все молились на площади. Кто как умел, так и читал молитвы, и кавалер читал, благодарил Господа за этот день, говорил ему, что не было у него дня лучше этого. Что день этот лучше, чем тот, когда его посвятили в рыцари.