Хорошо быть богатым и важным вельможей.

Барон, как дурная собака, не отставал от него, так и ходил, так и ходил, то и дело напоминая, что нужно допросить Рутт. На улицу вышел вместе с Волковым, издали смотрел солдат Бертье и Ронэ.

А как они ушли — так снова принялся за своё.

Волков уже злился на него, он и сам собирался ехать в тюрьму, да тут пришёл важный посыльный. Как только кавалер увидел его — сразу понял, что это к нему. Так и было. Посыльный сообщил кавалеру, что господа из совета просят его быть немедля в ратуше для совещания. Барон видел и слышал это. Стал, руки на груди сложил, хмурился. А Волков взял Максимилиана и шесть солдат Брюнхвальда и поехал в совет, на ходу гадая, чего от него хотят советники.

Приехал, его усадили за стол и начали советоваться. Первый раз в жизни он сидел и решал важные вопросы. Господа советники хотели знать, за чей счёт будут содержаться арестованные. Городской совет считал, если это дело Инквизиции, то пусть Инквизиция и платит. Волков объяснял им, что платить за содержание пленников, оплачивать палачей и казни будут светские власти. А вот имущество осуждённых трибуналом заберёт себе Инквизиция. Услыхав такое, советники огорчились, но спорить не стали, начали утверждать содержание для задержанных. И стали изводить Волкова бесконечными вопросами. Для него, человека, который не спал ночь, это было пыткой, но он терпел и битый час говорил с городским советом, слушая бесконечные прения советников.

И так до ужина. Кое-как к вечеру совет утвердил расходы на содержание задержанных, видно, сами советники проголодались. Глава городского совета обещал Волкову, что на утверждение других расходов по делу его обязательно пригласят.

Он поехал в гостиницу, хотел есть и спать, а сам думал, что нужно написать ещё одно письмо святым отцам, снова просить их приехать, а то смешно получалось: он без отцов церкви сам уже почти начал Инквизицию. Так его и самозванцем могли объявить.

Зря он надеялся лечь спать. Барон пришёл к нему и без приглашения сел к столу, когда он ужинал. Сидел молча с немым укором, пил вино. Очень, очень хотел Иероним Фолькоф, рыцарь божий и хранитель веры, послать к дьяволу барона. Барон фон Виттернауф сильно на то напрашивался, но барон видя, что Волков велел убрать тарелку, заговорил:

— Вижу, друг мой, вижу, что вы уже из сил выбиваетесь. Вижу, что сделали вы очень много, невероятно много, другой бы кто и вполовину не смог бы, — говорил он горячо, убедительно, недаром дипломатом служил. — Но давайте сделаем последний шаг, сегодня закончим дело, и утром я буду писать герцогу, что дом Ребенрее вне опасности и спаситель его — вы. И заслуживаете самой большой награды.