– Да. Люблю, – эльф взглянул на неё мягко, с какой-то странной, едва заметной, щемящей улыбкой. – Принцесса, война страшна не тем, что убивает живых. Война страшна тем, что убивает их души. Делит мир на чёрное и белое, своих и чужих, врагов и друзей. Всё переворачивает, рушит все барьеры, снимает все запреты. И убивать… это перестаёт быть преступлением. Обращается в необходимость, привычку. И тот, кто уходит на войну, либо не возвращается вовсе, либо возвращается не собой. – Он больше не улыбался. – Ты начинаешь считать воистину ужасным только одно: смерть. Если вы берёте пленного и не убиваете его, вы думаете, что оказали ему милость. А избиения, пытки, жестокость – всё это становится нормальным. Вот что страшнее всего. – Глаза его потускнели, взгляд, устремлённый на лицо Морти, застыл. – Тебя делают просто крохотной частью чего-то огромного, беспощадного, жуткого. Ты исполняешь приказы, идёшь вперёд, прокладываешь свой кровавый путь – не думая, не сомневаясь. И враги становятся всего лишь… цифрами. Единицами. Бесконечным списком тех, кого надо вычеркнуть, чтобы этот кошмар наконец закончился… Но однажды ты сбиваешься со счёта. Перестаёшь чувствовать радость, тепло, любовь, зато в полной мере ощущаешь ненависть, ярость, жажду крови. Желание отомстить за всех, кто уже погиб на твоих глазах. А когда война заканчивается, ты ещё долго не можешь улыбаться, и чувствовать всё то, что умел чувствовать раньше, – тоже. И тебя преследует только одно: осознание, что их больше нет. Тех, кого ты когда-то знал. Того, что ты когда-то знал. И мысль… А почему тогда всё ещё есть я?..

Какое-то время он смотрел в одну точку. Потом, заметив заворожённый ужас собеседницы – моргнул, и в сиреневые глаза вернулась осмысленность, вновь окрасив их живым блеском.

– Потом это возвращается. Радость жизни. Понимание счастья. Способность любить, – закончил Эсфориэль. – Но не скоро.

– И ваш брат так и не научился этому заново? – тихо спросила Морти; взор её смягчило понимание. – Жить и любить?

– Нет. Научился. Да только восемнадцать лет назад его заставили снова об этом забыть. Пусть не было открытого столкновения армий, но для него война началась уже тогда. И я не знаю, сможет ли он оправиться второй раз.

Вглядевшись в лицо девушки, омрачённое задумчивой грустью, брат Повелителя эльфов взял её опустившиеся ладони в свои: естественным, ободряющим, отеческим жестом.

– Не печальтесь, принцесса. Мы найдём выход.

– Если придётся, я буду сражаться. Бок о бок с братом. До последней капли крови, – произнесла Морти, не отнимая рук. – И буду убивать.