Двери храма — как раз под балконом с королевской особой — распахнулись, выпуская наружу маленькую толпу служителей Жнеца.

Хмурясь, Снежка следила, как Верховный Жрец (смешной приземистый человечек с залысинами, слишком упитанный и добродушный, чтобы хоть немного походить на слугу Смерти) шествует к трибуне сквозь почтительно расступающуюся толпу.

Внезапность королевского выхода не удивляла. Иноземных гостей успели посвятить в протокол церемонии — король появлялся среди подданных лишь после молитвы, напоследок произнося еще одну речь, благодаря богов за уходящий год. На площади висели чары против мгновенного перемещения, дабы не облегчать работу магам-ассасинам (мало ли), но Миракла наверняка впустили в храм с заднего входа.

Удивляло другое.

Снежка покосилась на Лода: чтобы увидеть, как тот — конечно же — в свою очередь смотрит на пустоту по правую руку от короля Керфи.

— И где же прелестная лиоретта? — как всегда озвучив ее собственные мысли, сказал он.

***

— Ты чудовище, — возвестил Мэт.

Ева, отсутствующим взглядом созерцавшая гобелен на стене, оставила высказывание без внимания.

— Такое зрелище бывает раз в вечность, а ты лишаешь меня возможности увидеть его с вип-мест! Как же помпоны в поддержку любимого малыша? Плакаты? «Оле-оле-оле»?

Гобелен распускал золотые цветы на черной шерсти.

Праведным негодованием демона можно было поджарить попкорн — и это никак не могло убедить Еву встать и пойти туда, где ей по всем возможным соображениям следовало сейчас быть.

«Я не пойду», — сказала она под непонимающим взглядом Миракла. Здесь, в его спальне, в окружении проклятого багрянца Тибелей, подле несуразно огромной кровати, на которой теперь она ждала конца. Этой истории — и, опционально, Герберта.

Она до последнего была уверена, что будет на проклятой площади. Облачилась в дурацкое, белое, почти свадебное платье, щекотавшее руки колючим гипюром — поверх полагалось набросить что-то вроде пальто из теплой шерсти, но оно сейчас валялось в кресле. Накрасилась. Завила волосы в прическу, от которой теперь осталась спутанная грива да разбросанные по кровати шпильки, сверкавшие рядом с ненавистным обручальным венцом. Прибыла во дворец, откуда экипаж должен был торжественно доставить их с Мираклом к храму. Позволила гвардейцам препроводить себя к жениху, завершавшему приготовления к ритуалу, ему противному не меньше, чем ей.

И лишь глядя, как корона золотым блеском венчает его кудри, поняла простую истину, которую должна была понять куда раньше.

«Скажи что хочешь, — продолжила она, пользуясь тем, что собеседник потерял дар речи. — Что я заболела. Что жрецы не пустили меня в храм».