— Но вы должны быть там сейчас! Если… если Герберт больше не сможет вас подпитывать, ваше существование поддержит замок, но вдали от него…

— Если господин Уэрт больше не сможет меня подпитывать, мое существование потеряет всякий смысл, ради которого его стоило бы поддерживать. Почему вы здесь?

Ева редко видела его лицо, не смягченное приветливостью. Пониманием. Сочувствием. Если подумать, так и вовсе никогда. И сейчас в его глазах не было солнца — лишь прозрачная прохлада талой воды.

Она не хотела, но все-таки опустила взгляд.

— Я не смогу на это смотреть, Эльен. — Она смогла бы месяц назад — но не сейчас, когда их с Гербертом связывает столько, когда у нее не осталось ни капли сил, чтобы держать маску. — Просто не смогу.

— Вы должны. Должны напомнить ему, почему он должен сделать все безукоризненно. Почему он должен выжить.

— Я не уверена, что это… не возымеет другой эффект.

— И это единственная причина?

— Нет. Не единственная. — Она говорила правду. — Но среди этих причин не только страх.

Можно было ожидать, что призрак подойдет ближе. Попробует взять за руку, уговорить, убедить. Но он просто стоял, отделенный от нее, так и сидевшей на кровати, двумя метрами тонкого пестрого ковра: тихий, немой, слегка прозрачный, как тень, которой по сути и являлся. Простым напоминанием, почему она, Ева тоже должна сделать все безукоризненно — если он, отделенный от небытия тонкой ниточкой магии, без раздумий поднес эту ниточку к огню фатального риска, чтобы сейчас оказаться здесь.

Если даже Айрес увидит то, чего так не хочет видеть она.

«Это и ее триумф тоже, — сказал Миракл, когда Ева неловко, тоскливо спросила, правда ли королева будет сегодня на площади Одиннадцати богов. — Я против. Мама против. Но Уэрт прав — она заслужила это увидеть».

— Я бы на твоем месте подумал еще. Над тем, будешь ли ты для малыша стимулом преуспеть или тем источником лишнего волнения, которое ему сейчас совершенно ни к чему.

То, что Мэт вновь безошибочно угадал течение ее мыслей — то, как оно мучительно пыталось развернуться в другом направлении, — Ева не удивило. Ничуть.

Удивило другое.

— Минуту назад ты разыгрывала драма квин, потому что я не хотела там быть. Теперь говоришь то, что может удержать меня здесь.

Она не стала пояснять вслух, к кому обращены ее слова. Знала, что Эльен поймет и так.

Театральность ответного молчания лишь подогрела робкую искру ее сомнений.

— Так ты хочешь, чтобы я пошла туда — или хочешь, чтобы я думала, что ты хочешь?

Все, кто мог ее слышать — призрак и тот, кто был даже более эфемерным, чем призрак, — молчали; и это заставило Еву спустить ноги с кровати, зарыв каблуки в шерсть, красную, как лепестки маков, разбросанные сегодня по улицам Айдена.