А потом это опять происходит.

Я чувствую мощь, наполняющую каждую клеточку моего тела, чувствую ярость, от которой покалывает ладони. Я ни за что не позволю Майклу Дарвину снова погибнуть на глазах Джейка. Не теперь, когда он наконец-то приблизился к тому, чтобы обрести душевный покой. И не от руки ублюдка Лундгрена.

Сила струится сквозь всё моё существо, и всё это длится не более доли секунды, а потом время застывает вокруг меня. Я смотрю на Лундгрена и вылетевшую из его оружия гранату, смотрю на готовых выстрелить Арахнидов, на замерших друзей…

«Ты должна спасти их любой ценой».

Окей, Вечное, я тебя поняла.

Я делаю несколько шагов вперёд, и в абсолютно ваккумной тишине грубые каблуки на моих ботинках стучат по кафельному полу почти оглушительно.

Я не знаю, откуда мне известно, что делать, и уж тем более не знаю, неужели Ваану действительно одобряет мои действия – но какая разница? Заряд, выпущенный из гранатомёта Лундгрена, повинуясь моему желанию, разворачивается обратно. Я перевожу взгляд на целящихся в нас Арахнидов…

– Отдохните-ка в шахтах, – шепчу я, и с ними происходит то же самое, что с Укжаалем и Анахронистами, в которых в разломе стрелял Рурк – они растворяются в воздухе, и я смеюсь, опьянённая собственной мощью. Прежде, чем запустить нормальный ход времени, я вдруг перевожу взгляд на Джейка. На отражающуюся в его глазах решимость, на упрямо сжатые губы – и понимаю, что это не может закончиться так. Если сейчас Лундгрен погибнет, то у Джейка и Майка может никогда не быть шанса восстановить справедливость.

Я разворачиваюсь обратно к Лундгрену и, направив заряд в стеклянную крышу атриума, отбрасываю гранотомёт в сторону. Подхожу ближе к Лундгрену, прикасаюсь к его экзоскелету – и обмундирование издаёт слабый треск от пущенного по нему заряда тока.

Я возвращаюсь на своё место, и каждый шаг отдаётся тупой болью во всём теле, словно из меня выпили все силы, словно воздух вокруг меня загустел, и мне приходится пробираться сквозь него, как через желе.

И время начинает свой привычный бег до того, как я успеваю повернуться. Я слышу, как усиливается пущенный по экзоскелету Лундгрена ток, как он кричит от боли, а потом мои колени подгибаются, и я мягко окунаюсь в непроглядную тьму.

Последнее, что я слышу, прежде чем вырубаюсь – эхо мужского раскатистого смеха.

Резкий запах нашатырного спирта под носом возвращает меня в сознание. Я открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной Мишель, а за ней с трудом разглядываю обеспокоенные лица друзей. Джейк сидит рядом со мной на полу и держит меня за руку.