-- А Абу? -- недоуменно спросил Острон, переводя взгляд на кузнеца. -- Абу, ты тоже ничего не мог сделать?

-- Меня еще не было, парень, -- отозвался тот и пожал широкими плечами. -- Мы добрались до Ангура буквально час назад. Кстати, твоя ненаглядная была со мной в одном отряде.

-- Сафир здесь!..

-- Тише, тише, -- рассмеялся Абу. -- Она была здесь, но ушла, когда узнала, что твоей жизни ничто не угрожает. Наверное, приводит себя в порядок: мы ведь были просто по уши в грязи и пыли, когда добрались до города.

-- ...Хорошо, -- вздохнул он. -- Элизбар, значит? Да успокойся ты, Сунгай. Никуда он от нас не денется, правда.

-- Пусть попробует, -- хмуро ответил джейфар, -- мои птицы его всюду отыщут.

Острон коротко рассмеялся.

-- Я не о том. Судьба... все равно сведет нас вместе, понимаешь? Хочет он или нет, он вернется к нам.

Сунгай промолчал. Острон встал с постели; он чувствовал себя на удивление хорошо, будто спал двое суток, не меньше; оглядев себя, он обнаружил, что на нем нет ни намека на свежую рану, даже шрама не осталось. Мало того, исчезла даже старая белая полоса, пересекавшая его живот: напоминание, оставленное Аделем давным-давно.

-- Ух ты, -- сказал Острон, трогая себя за живот. -- Абу, ты глянь. И старого шрама как не бывало!

-- Пожалуй, парню надо будет сказать, чтоб впредь оставлял шрамы, -- ухмыльнулся Абу Кабил, -- а то чем же ты будешь хвастаться женщинам, когда эта война закончится. Никто и не поверит, что ты столько раз был на волосок от гибели!

-- Тьфу ты, Абу, -- смутился он, -- Сафир и так знает, где я был!

-- На данный момент, -- лукаво сообщил кузнец, -- она знает, что ты несколько недель провел в пустыне в одном отряде с Лейлой, и ей, кажется, это очень не по нраву.

Острон ойкнул. Сунгай покосился на Абу Кабила и громко фыркнул, чуть не расплескав чай.

***

Людей в городе было -- не протолкнуться. Улицы оказались запружены. Тысячи обеспокоенных лиц, испуг, смятение, тревога. Прибывавшие в Ангур бойцы разместились все там же, где и раньше; на время их отсутствия дядя Мансур благоразумно велел казармы оставить пустующими.

Дядя Мансур встретил племянника, когда тот спустился на первый этаж из комнаты, в какой пришел в себя. Увидев Острона целым и невредимым, дядя дал волю чувствам (чего обычно себе не позволял), обнял его и похлопал по спине. Острон отметил, что в дядиной бороде стало больше седины.

-- Халик... -- сказал Острон и обнаружил, что не может продолжать из-за слез, подступивших к горлу. Дядя Мансур отвел взгляд.

-- Я знаю, мальчик, я все знаю. Сунгай рассказал мне.