Веришь ты или нет, не имеет значения, ответил голос. Того, что уже свершилось, не изменить. Эль Кинди знал правду. Ты ее не знаешь. Знаешь ли ты, что это вы были виноваты во всем?

Острон промолчал. Он не хотел слушать; он не хотел знать того, что мог сказать ему темный бог, потому что не хотел верить.

Вы сами себя обрекли, продолжал голос. Мой верный слуга близко; спроси его, спроси о том, кто сделал их одержимыми.

-- Ты сделал, -- сказал Острон.

Нет, это были вы.

Он открыл глаза.

Темно.

На какую-то долю мгновения сон смешался с явью; Острон не мог сообразить, спит он или уже нет. Наверное, он бы не удивился, услышав бесплотный голос в своей голове, но голоса больше не было. Была тишина; не абсолютная, нарушаемая плеском далеких волн реки и звуками дыхания. В окне вырисовывался черный силуэт совы: Хамсин сидела на подоконнике и вертела головой. На своей узкой койке беспокойно вздрагивал во сне Улла.

Сунгая не было.

Это отчего-то встревожило его. Стараясь не шуметь, Острон поднялся на ноги, оглянулся на Хамсин.

-- Где Сунгай? -- шепотом спросил он птицу, хотя та, разумеется, ответить не могла.

-- Угу, угу, -- негромко ухнула она.