-- Три! -- рявкнул Абу прямо у нее над ухом, и Сафир почувствовала, как ослабли веревки. -- Живо!

И она побежала. Потом уже Сафир было ужасно стыдно за себя, но в тот момент она ни о чем не могла думать, только о том, чтобы оказаться как можно дальше от этого страшного места. Она бежала и бежала, и никто не останавливал ее, и багровое сияние резко усилилось, освещая ей дорогу, а потом за ее спиной, далеко уже, вдруг раздался взрыв чудовищной силы.

Сафир волной ударившего воздуха швырнуло вперед, и она прокатилась по мостовой, ободрав себе локти. Ей казалось, она совершенно оглохла. Что-то вдруг вцепилось ей в плечи, и девушка напуганно закричала, замахала руками; лишь потом что-то мягкое коснулось ее уха, и Сафир поняла, что это всего лишь Хамсин, схватившая ее за бурнус когтями.

-- ...Хамсин, -- выдохнула Сафир. -- Слава Мубарраду! Где они, где? Скорее! Ско... -- она осеклась.

Чувствуя, как дрожат от усталости и пережитого ужаса ноги, она поднялась и оглянулась. Багрового сияния не было видно. Губы Сафир затряслись.

-- Абу, -- прошептала она. -- Абу!

Циккаба сердито захлопала крыльями. Сафир все еще плохо слышала, но впившиеся в плечо когти она ощутила хорошо; пришлось идти. Сова Сунгая время от времени взлетала в воздух, потом возвращалась и показывала дорогу.

Наконец, вывернув на какую-то очередную улицу, Сафир буквально носом врезалась в грудь бежавшего Острона, перепуганно завизжала, он по инерции схватил ее за плечи.

-- Мубаррад милостивый! -- закричал он, увидев, кто перед ним. -- Сафир!

-- Я плохо слышу, -- всхлипнула она, едва разобрав его слова, больше поняв по движениям его губ. -- Меня оглушило взрывом. Во имя шестерых, Острон, Острон!..

И она разревелась, уткнувшись в его пыльный бурнус.

***

Они сражались отчаянно, и враги их не были мастерами клинка, но брали числом: Ханса успел от души пожалеть, что в драке они отбились от остальных, и теперь ни Искандера, ни тем более Острона рядом нет. Оставалось только надеяться, что другие справятся.

Он орудовал шашкой бок о бок с Алией; женщина плотно сжала зубы и то и дело замахивалась копьем, не подпуская к себе врагов. Оба молчали, да и все равно два их голоса были бы немедленно заглушены воплями добрых пяти или шести десятков одержимых, с которыми пока что они справлялись только за счет того, что оказались в тесном переулке. Поначалу они отчаянно старались не попасть туда, переулок был темным, и кто его знает, что их ждало там; но люди вокруг них падали, и по трупам в белых бурнусах шагали грязные ноги оборванцев в лохмотьях, и наконец Хансе просто пришлось затащить Алию за собой. Здесь, в переулке, она наполовину теряла свое преимущество копейщика: в узком месте, где даже нельзя выпрямить разведенные в стороны руки, длинным копьем не помашешь. Впрочем, колоть копьем ей ничто не мешало, и Ханса предоставил ей отбиваться от безумцев с одной стороны переулка, тогда как сам полностью переключился на противоположную.