И все же я пытался. Жить хотелось, да и матросов было нестерпимо жаль. Я молился про себя. Хотел перекреститься, но боялся даже на миг оторвать руки от штурвала. Пока что нам везло. Если, конечно, слово «везло» годится в такой ситуации.

Шторм крепчал; присутствие подчиненных не давало мне впасть в панику, а вскоре я так сосредоточился на хитрой игре с волнами, что забыл о липком страхе и предчувствии скорой гибели. Это было нечто вроде азартной игры — угадать высоту и силу следующей волны. Но и у этой игры будет конец. И довольно скорый.

…мне показалось, что катерок попал в центр шторма — так тихо стало вокруг; вот только огромные валуны, вздыбившись, отчего-то неестественно застыли, глянцевито блестя в свете вдруг показавшейся луны. Воздух стал вязким, каждых вдох давался с трудом.

Я не думал о том, что происходит; крайнее напряжение и стресс последних минут сделали свое дело — сознание почти отключилось. Помню, только радовался, что можно хоть немного отдохнуть.

А потом спиной ощутил тяжелый, давящий взгляд; торопливо покосился на матросов. Две застывшие фигуры по-прежнему были на месте. Не они.

Ничего не оставалось, кроме как оглянуться. Быстро, порывисто — пока решимость не покинула.

На корме, спиной к ночному светилу, стояла фигура в парадной офицерской форме. В белом свете галуны на рукавах тужурки казались серебряными; рукоятка кортика отливала стальным блеском.

Наверное, в обычной ситуации я бы здорово струхнул; но минуту назад простившись с жизнью, на время превратился в храбреца.

Приходила ли мне голову мысль о погибшей лодке, лежащей на дне, всего в нескольких сотнях метрах от моей скорлупки? Нет… скорее всего, нет. Не помню. Потом, конечно, я сложил два и два, и… впрочем, я до сих пор не уверен, что случившееся со мной и страшная трагедия с подводным крейсером как-то связаны.

Я вышел из кабины, даже не потрудившись предупредить матросов, чтобы следили за мной; почему-то был уверен, что те меня просто не услышат.

Передо мной стоял флотский офицер. Вполне материальный — на вид, по крайней мере. Форма вроде бы узнаваемая, но что-то не так. Покрой тужурки чуть другой, ножны кортика вычурные и длинные. В голове мелькнул образ из стеклянного стенда в зале морского музея. Мундир морского офицера, еще дореволюционный. В таких стоял парадный строй на палубе «Аскольда»…

Только с лицом офицера была проблема; козырек фуражки бросал такую густую тень, что в лунном свете промежуток между воротником рубашки и головным убором казался наполненным тьмой.

— Здорово, — сказал офицер низким, грубым, но вполне себе живым голосом, — пошли со мной.