Однако это не мешало чухе дружить с чомой. Поэтому, расслышав в оживившемся мужском гомоне у ворот тоненький перезвон резных браслетов с бубенчиками, Яромира скользнула с дерева, ободрав ладонь и коленку, и, не обращая внимания на такой пустяк, со всех ног бросилась к старшей подружке.

И замерла в восхищении. Петулия нарядилась отчаянно. Как и не на пруд собралась, не к анчуткам в логовище – вся в дорогом узорочье, причудливо рассыпанном на ослепительной белизне новёхонького тонкого полотна, на золотых волосах, на нежной шейке, на лёгких руках….

В Приграничье свободно селились все: омы, ухи, чухи и чомы. И разномастных красавиц в главном Тереме и при его дворе обитало немало. Одни женщины подворья, маленькие, крепко сбитые, но гибкие и подвижные, были покрыты короткой нежной серебристой шёрсткой, как Ма, имели маленькие круглые ушки и носили темную густую чёлку над зелёными глазами. Были они всегда ровно-приветливыми и стряпухами слыли отменными, потому их охотно брали в жёны не только омы, и дома их были полны всяких ребятишек. Другие, высокие и статные, были гладкокожими и сероглазыми, заплетали тёмно-русые волосы в тяжелые косы и славились рукоделием. Суровые и нравом строгие, они обычно растили и наставляли будущих витязей. Из них же маги выбирали владетельных чин, если прежняя почему-либо не успевала сама себе присмотреть и указать преемницу. Те и другие правили всё хозяйство подворья и окрестных древен, а значит, верили в берегинь, призывая их в трудный час, чтили Макошь – подательницу жива добра и держали для всякого скрытого помощника, будь то домовой, банник или овинник, особый лапоть, веник или сапог за печкой. Третьи, остроухие, темноглазые и белокурые женщины ухов дружили с тайными силами леса и отменно стреляли. Хрупкие и изящные, зоркие и отважные, они составляли особую теремную стражу. Чомы, дочери магов всех мастей и самых красивых чух, чаще золотоволосые и синеглазые, занимались ведовством да знахарством, описывали волхования, слагая песни и сказы, почитали всех духов Мира, при нужде якшались с нечистью, служили в богатых теремах и, имея к немалым знаниям нрав лёгкий и весёлый, привечали гостей владетельных чин. Чом в Тереме, младше Петулии не было, ей только минуло пятнадцать, и старшие баловали её без меры, позволяя даже такой странный каприз – водиться с приёмной чухой и таскаться с ней по запретным для всякого доброго дитяти местам.

Петулия, словно не замечая блестящих глаз и острословия нажбанившихся ухов, вызванного её появлением, нарочито всплеснула руками, колыхнула золотым плащом волос – узорочье заиграло – и зачастила: