Но это того стоило. Застрявшая в теле сына рода Маллой тентакля мало того, что не могла участвовать в бою и мешала карфагенянину маневрировать, так ведь ещё оказалась для последнего неожиданностью. Он успел отразить атаку Брони, однако вовремя подоспевший Мец отсёк Ганнибалу руку с волшебной палочкой. Спустя ещё две секунды Глашек наполовину вырвала, наполовину отгрызла последнее из свободных щупалец, орудуя разом и челюстями, и монструозной левой клешнёй, а затем принялась уже непосредственно за своего противника.

Лешая даже не пыталась убить карфагенянина, она его пожирала живьём. В самом прямом смысле этого слова. Для аватары хтонического божества было важно не оставить и малейшей частички Ганнибала в этом мире. Ни малейшей. Когда не сохранилось ни плоти, ни костей, девушка принялась ползать по помещению, слизывая с пола и стен капельки крови.

Это выглядело, вне всякого сомнения, жутко. Но не вызывало у Даркена, измученного и усталого, ярких эмоций.

В отличие от той волны пробирающего до самого костного мозга магического холода. Эта волна смыла магические контуры, что удерживали юного дворянина на ногах и защищали его от дичайшей боли. Но не ощущение угасающего сознания и не обрушившаяся на его остатки мука беспокоили сына рода Маллой больше всего.

Последней мыслью Даркена было изничтожающее душу чувство досады и бесполезности всего, что они делали. Ведь эта волна холода не могла являться ничем иным, как свидетельством того, что пришлось обратиться к магическим башням и применить-таки тот колдовской контур, который Маллои заготовили, как крайнюю меру против массового обращения заражённых.

3.

Ночь. Дождь. Холодный воздух с улицы аккуратно, но настойчиво шарит по плащу, в который укутался Дарк, накинув его прямо поверх доспеха. Тело всё ещё ощущалось несколько чужим, несмотря на виртуозную работу Вольдемара, лично поднявшегося на последние этажи отеля «Сметана», чтобы вернуть к жизни юного господина.

Конечно, сам Вольдемар считал результат своих трудов донельзя грубым, но, по факту, вся восстановленная плоть была полностью функциональной, а не жалким суррогатом. Просто дворецкий обычно тратил на оживление больше времени, в спокойной обстановке шлифуя тело пациента до состояния, неотличимое от того, в каковом оно пребывало до ранения.

Так или иначе, сделанного оказалось достаточно, чтобы «добить» до конца эту тревожную декабрьскую ночь. А уже потом, когда над Даркеном не будет довлеть необходимость присутствия на публике, можно будет лечь на дополнительные процедуры, без проведения которых Вольдемар не отцепится от загривка вверенного под его ответственность сына рода Маллой.