— Мирддин, сынок, — пробасил он, — ты восстал из мертвых.

— Да, — отвечал я.

Он отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и всмотрелся внимательнее. В глазах его стояли слезы.

— Вот уж не думал снова увидеть тебя... — Он перевел взгляд на Пеллеаса и легонько кивнул ему. — Пеллеас стоял на том, что ты жив, и не оставлял поисков. Мне бы его веру...

— Мне жаль, что я не вернулся раньше.

— Был на Ганиединой могилке?

— Только что оттуда. Хороший камень.

— Да, я заказал его священникам из Каерлигала.

Я заметил, что он не упоминает сына, и спросил:

— А Гвендолау?

— Похоронен на поле битвы. Я отвезу тебя, если хочешь; но ты сам вспомнишь место.

— Я не забывал его. И не забуду.

— Мы отдали должное покойным, — сказал Кустеннин, — теперь поговорим о живых. У меня еще сын — несколько лет назад я женил­ся, и моя супруга недавно разрешилась мальчиком.

Это была радостная весть; я так ему и сказал. Кустеннин был до­волен — рождение ребенка много для него значило.

— Как назвали?

— Куномор, — отвечал он. — Имя старое, но хорошее.

— Что ж, пусть растет достойным своих славных предков, — ска­зал я.

— Заходи, отдохнешь с дороги. Поедим и выпьем вместе, — про­молвил ласково Кустеннин, увлекая меня за собой. Он крепко дер­жал меня за локоть, словно боялся, что я вновь исчезну, стоит меня отпустить на мгновение. — Заодно посмотришь на моего младшень­кого.

Мы выпили и поели. Я увидел его сына, который выглядел, как любой младенец. После ужина я цел и лег спать, вспоминая, как впер­вые ночевал под этой крышей: нескладный мальчишка в волчьей шку­ре, одинокий и полудикий, безнадежно влюбленный в прекраснейшую девушку на свете.