Утер попросту не обладал нужным складом характера. Вероятно, не его в том вина. Такие люди, как Аврелий, рождаются редко. Просто Утеру не повезло — он был братом Аврелия и всю жизнь оставался в его тени. Вот почему я решил никогда их не сравнивать, даже не хвалить Аврелия в присутствии Утера — или даже в его отсутствие, — не добавив нескольких приятных слов в адрес самого Утера.
Пустяк, скажете вы, но на таких пустяках и строятся империи.
Северные и западные королевства встали под знамена Утера, и непокорные владыки Ллогрии внезапно поняли, что могут распрощаться с мечтами о верховном владычестве. Большая часть, если и не осознала всех выгод единства, то хотя бы поняла, что разумнее будет покориться, и присоединилась к северу и западу в поддержке Аврелия.
Остальные, сжигаемые и ослепляемые жаждой власти, представляли собой серьезную угрозу. Они готовы были биться с Аврелием за престол; пламя их страсти могла угасить лишь кровь. И кровь лилась: много доблестных воинов, способных сразиться с ютами и саксами, пали от руки соплеменников.
Однако непокорных надо было смирить. Мы видели: Аврелий будет править всеми или никем. Иного пути нет.
Я был рядом с ним, поддерживал его в бою, как некогда Талиесин Эльфина. А в то долгое, трудное лето он очень нуждался в поддержке. Наступали минуты, когда обычная уверенность ему изменяла, он начинал сомневаться и даже отчаиваться.
— Ничто не стоит такой цены, Мерлин, — говорил он, и тогда я отыскивал слова ободрения.
Утеру не по душе было сражаться с союзниками, но он был воином до мозга костей и часто шел на то, от чего уклонились бы другие. Его стали бояться: “Утер, — шептались вокруг, — охотничий пес Аврелия, хладнокровный убийца, который любому перегрызет горло, скажи хозяин хоть слово”.
На самом деле он был не столько хладнокровен, сколько предан, и преданность его брату, самому верховному престолу не знала границ. Я научился уважать и Утера. Его упорство шло от любви — любви истинной и чистой. Редко кто умеет любить так бескорыстно, как Утер Аврелия.
Аврелия.Меня, впрочем, рыжий удалец невзлюбил с первого взгляда. Он относился ко мне с той беспричинной подозрительностью, которую вызывает все непонятное у многих так называемых "просвещенных
людей". Он терпел меня, а со временем даже принял и научился ценить мой совет. Ибо он понял, что я не желаю ему вреда и тоже люблю Аврелия.
Да, на нас троих стоило взглянуть, когда мы разъезжали среди своих воинов, по большей части пеших (лошадей на всех не хватало), постоянно голодных, усталых, грязных, раненых и больных. Однако мы не сдавались. Мы рвались к верховному престолу, как гончие, взявшие олений след, и нас было не остановить.