Аврелий, который до сих пор держался в стороне, подошел ближе, положил руки на плечи брату, поцеловал его и крепко обнял:

— Здрав будь, Утер! Верховный воевода Британии! Ты одержал победу! Тебе триумф и добыча!

Добычи было немного, и по большей части местного происхожде­ния. Почти все, что мы сняли с пленных или нашли в их лагере, было похищено у наших людей. Однако попадались и браслеты красного 30- лота, и кинжалы с самоцветными камнями — все это Утер раздал во­еначальникам, ничего не оставив себе.

Когда раненым оказали помощь, а мертвых похоронили (тела вра­гов свалили на кучи бревен и подожгли), пленных саксов погнали на берег — через поля, которые они опустошили, и селения, которые они разграбили и сожгли. И всюду уцелевшие жители выкрикивали про­клятия, забрасывали побежденных камнями и грязью.

Многие требовали крови в уплату за пролитую кровь: жены за по­гибших мужей, мужья — за мертвых жен и детей. Однако Утер был неколебим. Он не позволил чинить расправу над пленными, как ни возмущалась его душа. В этом он явил поистине ангельскую милость.

— По правде говоря, Мерлин, — говорил он мне, когда все оста­лось позади, — видел бы я раньше, что они сотворили, ни один бы сакс не ушел живым. Я бы отдал их на растерзание мстителям, и, ручаюсь, до завтрашнего утра не дожил бы ни один. — Он помолчал, залпом допил кубок и грохнул его на стол. — Все кончено, и на том спасибо.

— Явить милость к противнику — труднейшее испытание в бою, — посочувствовал Аврелий. — Однако ты показал себя достойно, Утер. За сегодняшнее тебе подобает честь. Пью за тебя, брат. Здрав будь, Утер, милосердный победитель!

Был уже поздний вечер второго дня после битвы, и Утер едва не валился с ног. Его шатало от усталости и выпитого вина, он улыбался криво и неуверенно.

— Иди спать, Утер, — сказал я, подавая ему плащ. — Идем, я про­вожу тебя в твой шатер.

Он позволил себя увести и сразу рухнул лицом в лежанку. Его слуга — паренек из западных краев по имени Ульфин — ждал нагото­ве, но я сам снял с Утера башмаки и пояс, потом накрыл его плащом.

— Задуй свет, — сказал я. — Сегодня он твоему господину не по­надобится.

Оставив спящего в темноте, я вернулся к Аврелию. Он зевал. Слуга расстегивал его кожаный нагрудный доспех.

— Что ж, — сказал Аврелий. — Сдается, я теперь и впрямь Вер­ховный король.

— Да, государь. Теперь тебе от этого не уклониться.

Слуга снял доспех, и Аврелий потянулся.

— Последний кубок, Мерлин? — спросил он, указывая на кувшин.

— Поздно, я устал. Выпьем вместе в другой раз. Но тебе я налью, если желаешь.