Светлый фон

— Не будем, — согласился Теодриг, — только скажи, как зовут мальчика? Как его называть?

Стыдно признаться, но об имени для ребенка я не подумал. Ни Утер, ни Игерна об этом не позаботились, а мне за тревогами о его без­

 

опасности недосуг было думать об остальном. Однако у человека должно быть имя...

Слово приходит, когда в нем возникает нужда. И сейчас, как уже нередко случалось прежде, имя само сорвалось с языка:

— Артур.

И, едва проговорив его, я вновь услыхал голоса из видения: л он- донская толпа выкликала: "Артур! Артур! Да здравствует Артур!"

Теодриг не сводил глаз с моего лица, брови его тревожно сошлись.

— Что-то не так?

— Все хорошо, — заверил я. — Ребенок... пусть зовется Артуром. Теодриг повторил, словно пробуя имя на язык:

— Артур... хорошо. Хотя имя странное. Что оно означает?

— Думаю, ему самому придется наполнить смыслом свое имя.

— Тогда постараемся, чтоб он дожил до той поры, — отвечал Теодриг. Он вновь взял чашу и поднял ее повыше: — За Артура! Здоровья ему и долголетия, мудрости и силы! Да заслужит он почет­ное место на пиршестве отцов!

 

Мы с Пеллеасом еще немного пробыли в Каер Мирддине и охотно

задержались бы подольше, но нам, едва погода наладилась, надо было отправляться в Инис Аваллах. В дороге не случи­лось ничего примечательного, мы вообще не встретили ни одного че­ловека. Однако в день отъезда из Диведа на меня накатила странная тоска. Безымянное томление, мучительное и острое, как горе.

В памяти всплыли все прежние потери. Одно за другим возникали лица тех, с кем я встречался в жизни и кто теперь истлевает в земле:

Ганиеда, прекраснейшая из дочерей человеческих, жена и возлю­бленная, ее светлый взгляд и звенящий смех, блестящие локоны, длинные и черные, лукавая улыбка, когда она что-то скрывала, ела- дость ее лобзаний...

Хафган, верховный друид, глядящий на мир с высоты своей вели­чайшей премудрости, способный радоваться детской любознательно­сти, исполненный достоинства в малейшем своем движении, непоко­лебимый защитник Света...

Давид, воплощенная доброта, милость, обретшая душу. Он при­лежно искал, защищал и нес другим Истину; умел верить, не осуждая чужого неверия. Сеятель Доброго Семени в почву людских сердец...